– Не более странно, чем всё, что случилось потом, – ответила Фиби. И пока миссис Партридж семенила к себе домой, Фиби сказала мне: – Это очень странный мир, Сэл. – Потом она вышла на лужайку и плюнула на траву. И предложила: – Идём, попробуй ты тоже! – Я плюнула не тротуар. – Ну и как тебе? – поинтересовалась Фиби.
Мы дружно плюнули ещё по разу.
Это может показаться вам отвратительным, но, честно говоря, нам ужасно понравилось плеваться. Вряд ли я когда-нибудь смогу объяснить почему, но по какой-то причине это занятие показалось нам просто превосходным, и, когда Фиби повернулась и пошла назад в дом, я с радостью поняла, что это именно то, что нужно.
Стараясь не растерять внутреннюю отвагу, которую принёс мне этот плевок, я отправилась в дом к миссис Кадавр, и у нас с ней был долгий разговор, и тогда наконец я узнала, как они познакомились с моим папой. Этот разговор принёс мне так много боли, что я даже разрыдалась перед ней, но зато поняла, почему моему папе было приятно её общество.
Когда я вернулась домой, на ступеньках нашего крыльца сидел Бен. Он сказал:
– Я тебе кое-что принёс. Это там, во дворе.
И мы пошли вокруг дома, и там во дворе был цыплёнок. Никогда в жизни я ещё так не радовалась при виде простого цыплёнка. Бен сказал:
– Я дал ей имя, но ты может придумать своё, если это тебе не понравится.
Когда я спросила, как он назвал цыплёнка, он наклонился вперёд, и я наклонилась вперёд, и состоялся ещё один поцелуй – выдающийся поцелуй, превосходный поцелуй, и Бен сказал:
– Её зовут Ежевичка.
– Ох, – сказала бабушка. – И на этом истории про Пипи конец?
– Да, – сказала я.
Хотя, пожалуй, это было не совсем так, ведь я могла бы рассказать, что было дальше. Я могла бы рассказать, как Фиби привыкала к тому, что у неё есть брат, и к своей «новой» маме, и много всего такого, но ведь эта часть истории всё ещё продолжается, даже вот сейчас, когда мы едем через горы. И это будет уже совсем другая история.
– Мне понравилась эта история про Пипи, и я рада, что она оказалась не совсем грустной.
Бабушка устало прикрыла глаза, и на всём оставшемся пути до Кер-д’Ален мы с дедушкой с тревогой прислушивались к её хриплому дыханию. Я смотрела, как она откинулась на сиденье – слишком спокойная, слишком неподвижная.
– Дедушка, – прошептала я, – она какая-то серая, тебе не кажется?
– Кажется, цыплёночек, ещё как кажется. – И он нажал на газ, чтобы скорее попасть в Кер-д’Ален.
Глава 41
Обзорная площадка
В Кер-д’Ален мы сразу поехали в больницу. Дедушка попытался растормошить бабушку, когда стало видно озеро.
– Крыжовничек! – окликнул он. Она бессильно наклонилась вбок. – Крыжовничек!
Врачи сказали, что у бабушки случился инсульт. Дедушка настоял на том, чтобы оставаться с ней, пока у неё брали анализы, хотя его несколько раз пытались прогнать.
– Она же без сознания, – повторял один особо упрямый интерн. – Она всё равно не узнает, были вы с ней или нет.
– Сынок, я пробыл рядом с ней пятьдесят один год, не считая тех трёх дней, когда она сбежала от меня с яичным человеком. И я просто не отпущу её руку, понимаешь? Если ты хочешь, чтобы я отсюда ушёл, лучше сразу отруби мне руку, понятно?
И врачи разрешили ему остаться. Пока я ждала в комнате для посетителей, туда вошёл человек со старой собакой биглем. Девушка в регистратуре сказала, что собаку надо оставить на улице.
– Что, совсем одну? – растерялся человек.
– Я присмотрю за ней, – сказала я. – У меня когда-то была такая же собака.
Я отвела старого бигля во двор, и, как только уселась на траву, собака подошла ко мне, положила морду на колени и начала ворчать что-то своё, как умеют только они. Дедушка называет это собачьим мурлыканьем.
Я гадала, не случился ли инсульт из-за того укуса змеи и не чувствует ли дедушка себя виноватым оттого, что свернул с дороги к реке. Ведь если бы мы не полезли в реку, бабушку не укусила бы змея. И тогда мои мысли вернулись к маме и её мертворождённому ребёнку, и что, может быть, не залезь я на то дерево, маме не пришлось бы нести меня на себе, и тогда, может, и ребёнок бы выжил, и мама вообще не ушла бы от нас, и всё было бы так, как прежде.
Но пока я сидела и всё это обдумывала, мне стало ясно, что человек не может просидеть всю жизнь взаперти в своём доме, как поначалу пытались сделать Фиби и её мама. Человек должен выйти в мир, чтобы что-то сделать и что-то увидеть, и мне впервые пришло в голову, что мне тоже нужно было что-то сделать – вот почему бабушка с дедушкой взяли меня в эту поездку.
Собака бигль у меня на коленях была в точности как наша Моди Блю. Я гладила её по голове и молилась за бабушку. Я вспомнила, как Моди Блю охраняла от нас своих щенков. В первую неделю она вообще никого к ним не подпускала. Она постоянно их ласкала и вылизывала. А они пищали и неуклюже ползали по ней, пока их глазки оставались закрытыми.