– Оставь пока усилитель в машине, – говорю я. – Пойдем познакомимся с Грегом и Тоддом.
Челси вылезает из грузовика вслед за братом. Брэндон уже убежал ко входу и бьется гитарным чехлом о дверной косяк, пытаясь пройти внутрь, а я, не отрываясь, смотрю на Челси. Она стоит на тротуаре, и неоново-оранжевый свет вывески омывает ей лицо и руки. Она показывает пальцем на каменный фасад ресторана; там надпись: «Банк – 1906».
– Что, правда?
– Папа варит пиво в бывшем хранилище, – говорю я, придерживая дверь. На улицу просачиваются звуки из ресторана: звон посуды, голоса, смех, скрип стульев.
– У моего отца похожее заведение, – говорит она. – Ну, то есть не совсем. Пекарня, не ресторан. Там в каждом здании по несколько магазинов сменилось. И в бывшем банке тоже теперь что-то другое. Какой-то офис. Мне всегда это нравилось в нашем городе… Что в нем постоянно что-то сменяется, и при этом город не разваливается. Что у нас столько истории.
С момента нашего знакомства это – самая длинная речь Челси, обращенная ко мне. Она с такой удивительно милой улыбкой смотрит на наш семейный ресторан, что у меня под кожей разливается неуместная теплота.
– Ты вырос здесь? – спрашивает Челси, обращая взгляд на меня.
– Я и ходить-то научился, собирая тарелки со столов.
Она улыбается все шире.
– Хм. Возможно, мы с тобой даже в чем-то похожи.
Поначалу я думаю, что она издевается. Но потом вспоминаю, что мне-то известны хотя бы обрывки ее биографии, но она не знает обо мне ровным счетом
– Эй! – раздается радостный звонкий голос с противоположной стороны тротуара. Я оборачиваюсь: Кензи шагает ко входу в ресторан. Она улыбается во весь рот и смахивает волосы с лица.
– Я надеялась, что найду тебя здесь, – говорит она, останавливаясь рядом со мной, и кладет руку мне на плечо. Кидает взгляд на Челси. – Баскетболистка, – тихо произносит она.
– Челси, это Кензи. Мы…
выросли вместе.– А тренировки теперь проходят в ресторане? – склонив голову набок, спрашивает Кензи. Челюсти ее сжаты: она, видимо, обижена. Или сердита. Или и то и другое. –
Челси
За пределами площадки
– Эй! – вопит Брэндон, стуча твердым гитарным чехлом по столу. – А где
На его лице написано сильнейшее разочарование.
– Не уверен, что можно назвать это группой, – ревет чей-то голос из-за древней кассовой стойки (на которой, впрочем, стоит вполне современный аппарат). И тут же я вижу точную копию Клинта, только через тридцать лет: черные волосы, смуглый загар, широкие плечи, резкие черты лица.
– Привел вам нового музыканта, пап, – говорит Клинт, показывая на Брэндона.
– Грег с Тоддом уже почти готовы играть, – отвечает ему папа. – Почему бы вам не присесть и не отдохнуть пару минут? Любая закуска за счет заведения.
Еда, однако, совершенно Брэндона не интересует. Он проскальзывает к крошечной сцене и показывает на место за микрофонами.
– Вот тут! – вопит он. – Мой усилитель как раз поместится!
Он стучит по тарелкам фирмы
– Кто это здесь? – вопит он, выбегая из теней.
– Эта прекрасная леди – его агент? – шутит отец Клинта, а Брэндон жмет руку ударнику.
– Челси Кейс, баскетболистка. Помнишь, я тебе вчера вечером рассказывал?
– Джин Морган. Отец, о котором, я уверен, Клинт еще не сказал ни слова. – Он подмигивает мне.
– Вы, ребят, лучше выберите столик, пока остались свободные, – говорит Джин. – Сегодня много посетителей.
За спиной Джина к Брэндону с барабанщиком присоединяется еще один паренек. Ударник, похоже, увлеченно слушает Брэндона; впрочем, может, он просто заворожен энтузиазмом моего брата. Второй, однако, проскальзывает на стул перед микрофоном и пристально наблюдает за мной с Клинтом. Сомневаюсь, что он вообще заметил проникновение Брэндона в группу.
– Грег и Тодд? – спрашиваю я, кивая на сцену.
– Угу, – отвечает Клинт. – Тодд – тот, который в шапке.
Худощавый – Грег – машет нам со сцены.
Клинт подталкивает меня к кухне, где стоит женщина с длинными темными косами. Она зажала телефонную трубку между ухом и плечом и быстро записывает заказ навынос. Повесив трубку, она шлепает Клинта по руке – тот засунул пальцы в тарелку со шкварчащими луковыми кольцами.
– А ну убрал отсюда свои грязные лапы! Это для седьмого столика, только что приготовила.
– Они чистые, мам, – протестует Клинт.
– Ага, чистые, как рыба, – ворчит она добродушно.
Эта сцена напоминает мне о доме. Боже мой! Мама у дальней стены, папа у кассы. Это все так знакомо, что я, похоже, даже захихикала.