Две недели перед новым годом

— Да. Приводил. Только не отца. Сына… Василия. Я когда-то давно читал его книгу «От отца не отрекаюсь», но только теперь понял отсылку в ней к тем пяти часам в две тысячи двадцать втором году. Мы прогулялись с ним по Москве немного. К моему удивлению, ему понравился город. Застроенные торговыми центрами громадные площади. Наверное, так же советским людям нравились картинки с американскими небоскрёбами, узкими улочками и пробками. Потом он читал статьи в интернете, сидя в твоём кресле. Про предстоящую смерть отца, про двадцатый съезд КПСС, про свою незавидную судьбу. Про распад Союза. Это ему уже совсем не понравилось… Я поражаюсь, ка стойко, по-схимнически он окончил доживал свою жизнь. Умирал так, как должен был умереть… Потом мы всю ночь сидели в Кремле в пятьдесят втором, и Василий рассказывал отцу то, что увидел и что прочёл. Я дополнял, пояснял… Ты знаешь, я думаю, что как раз этот разговор и то, что последует за ним, и убило его.

— И… Что Сталин? Что он вам сказал?

— Он несколько часов слушал меня и сына. Долго и молча слушал рассказы о грядущем. Задавал вопросы изредка.

— И как воспринял всё это?

— Сидел молча с полчаса, пока мы пили чай. Курил. Потом поглядел на меня и сказал: «Значит, у нас с вами есть ещё больше двух месяцев? Если в стране нет силы, нет воли, способной отгородиться от всего полыхающего мира, если мы, русские, сами переродились почти, почти стали иной цивилизацией, не способной выстроить защитную стену, то, значит, необходимо сделать так, чтобы стену эту воздвиг, отгородился от нас, оставшийся мир. И именно в этом направлении нам необходимо работать».

— Вы записывали, что ли? — пробормотал Саша.

— Профессиональная память.

— Ну и как вы этого достигнете? Как вдруг возникнет эта граница? И с чего вдруг она станет спасением? Откуда такая уверенность?

— Нет. Уверенности нет. Сотворив задуманное, мы или медленно возродимся, или быстро погибнем… Но на другой чаше, если ничего не предпринять, лишь медленная смерть. Без вариантов. Если есть шанс, то его необходимо использовать. Пусть страшно, пусть придётся идти сквозь толпу своих же людей. Предателей или просто боящихся потерять удобный мир. Но это шанс спастись.

— Наш мир несовершенен, я согласен. Но в нём много радости. В нём сложившаяся жизнь. В нём какой-никакой баланс. Вы собираетесь всем рискнуть? Всё разрушить?

— Это не радость, это комфорт. Удобство. Радость истинная для русской цивилизации может быть только от труда и развития. А это нынешнее удобство служит лишь для притупления разума, которым необходимо управлять. Для уничтожения воли и последующего уничтожения страны.

Саша молчал, уткнувшись взглядом в стол. Затем взял бокал с остатками коньяка, который не хотел допивать, и залпом опустошил его.

— Сталин в нашем веке уже давно перестал быть просто когда-то жившим человеком и превратился в символ желаемой справедливости. Вы же взрослый человек, вы всё понимаете! Что для вас он? Кристальный идеал, который всё делал правильно и поможет через десятилетия? Спаситель и олицетворение добродетели?

— Олицетворение воли. Этого для меня достаточно. Цели его мне понятны.

— Но за его спиной и большое зло…

— Наверное… Но возможно ли было сотворить всё то, чего он достиг, без этого зла? Смог бы добродетельный всепрощающий пастырь подготовить страну к Великой Войне за десять с копейками лет, победить тогдашний евросоюз с самой совершенной армией в истории человечества и затем восстановить государство, отстроить из руин?

Собеседники долго и молча смотрели друг на друга. В голове у Саши рождалось множество обоснований, опровержений и доказательных баз для сомнений в исходе. Но в итоге он просто произнёс:

— Павел Петрович, я не дам вам этого сделать.

— Я знал, что ты будешь против, — ответил старик. — Знал с самого начала. Но было бы бесчестно по отношению к тебе всё скрыть. Попытайся понять меня, Сань, и не держи зла. Ты не сможешь ничему помешать уже. В коньяке, который ты выпил, было некоторое вещество. Совсем скоро ты потеряешь возможность управлять своим телом и погрузишься в глубокий спокойный сон. Чем больше будешь сопротивляться этому, тем быстрее оно подействует. Не пугайся. Проснёшься через некоторое время и от действия препарата не останется и следа, кроме, может быть, небольшого головокружения поначалу.

Саша попытался встать и тут же повалился обратно в кресло.

— Кстати, ты не знаешь поблизости работающий магазин одежды? — Павел Петрович с улыбкой смотрел на мутнеющий взор товарища. — Ну да ладно, сам найду… Пока, Сань. Я рад, что судьба подарила мне дружбу под конец жизни с таким достойным человеком, как ты.

Уничтожение

Какой-то далёкий гул. Глухой, еле ощущаемый удар в спину.