– Иногда я думаю, что бы сделала Лилли на моем месте… – Пробормотала Дэлит, поднимая руку с револьвером: вполне готовым, ждущим только, когда его заправят
Дэлит еще долго бы упивалась чувством нервного бессилия, грызя карандаш, но в дверь постучали: Уолтон, судя по звуку. И Дэлит собралась. Решение само собой всплыло в ее мозгу, подтолкнутое на поверхность мешанины мыслей надобностью выглядеть пристойной гувернанткой юной леди.
Уолтон с позволения просунулся в комнату, готовый отдать почту. Дэлит спрятала револьвер на коленях, прикрыв складкой юбки.
– Письмо для Вас, мисс Вальдес. Какое пухлое!
– Это от моей подруги.
Дэлит протянула руку, в другую уже взяв нож для бумаг. Ее пальцы успели сомкнуться на конверте, но до того, как Уолтон отпустил письмо, Дэлит вскинула на него глаза, испытующим взором обшарила лицо.
– Что полагаешь делать после того, как Луизетта покинет отчий дом, старина?
Уолтон всплеснул ладонями, почесал голову, пошевелил усами и произвел еще несколько неясных движений, призванных изобразить процесс усиленного размышления. Он не имел понятия, и Дэлит угадала его настроение.
– Сомневаюсь, что лорд дю Приз будет тебя здесь держать. Он или переедет сам, или же наймет штат из прислуги пошикарней, чем мы с тобой, дружище.
– Полагаю, что так, мисс.
– А не пригодится ли тебе немножко лунарита, как полагаешь?
Уолтон верно полагал, что от
Дэлит отдала Уолтону столько лунарита, сколько, за небольшим исключением, нашлось в ее чемодане. Себе она оставила только необходимое невеликое количество, на случай непредвиденных событий. Как показывал Дэлит ее опыт, большинство событий – непредвиденные.
Только когда дверь за дворецким закрылось, Дэлит, наконец, распаковала письмо от подруги.
– О, Лилли. Перо твое не менее остро, чем меч.
Дэлит опустила руку, и несколько листков из ее ослабших пальцев скользнули на пол. Да, письмо было увесистым: целое начало романа. Не слишком остроумного, пожалуй, но в целом недурного и написанного с прилежанием. Однако, без конца. Лилли обрывала свою историю на середине словами «а дальше допиши сама». Демиург знает, что она имела в виду.
Дэлит и Луизетта чаще всего виделись перед портретом леди дю Приз. Обе не могли избавиться от ощущения, что за ними наблюдают, а здесь, на чердаке, они наконец могли оставаться наедине. Даже в классную комнату то под одним, то под другим надуманным предлогом кто-то заходил. Сюда же, кроме них двоих, не мог заглянуть никто. Тут девушки разговаривали… и тут же складывали вещи, способные им пригодиться. Ключ, который Дэлит смастерила, сняв слепки с замков, подходил к задней двери поместья, другой, на который она меньше надеялась – к парадной. Книга заклинаний, проложенная шелковым платком, соседствовала с крохотной глиняной фигуркой леди Лауретты, которую Луизетта собиралась сохранить из сентиментальных соображений. Дэлит не возражала. Луизетте их предстоящий побег виделся куда более серьезным предприятием, чем он представал в глазах гувернантки.
Капканы обязался убрать Уолтон, также чувствовавший, как горят его пятки, в полной готовности припустить прочь от поместья дю Призов. Дэлит не могла без изумления видеть, как спокоен лорд Кловис – неужто он не чувствовал, как приближается предательство, точно лавина? Уже слышен грохот, а воздух наполнился ледяной пылью. Ее саму то и дело пронизывали разряды нервного возбуждения. Дэлит знала, что успокоится, как только почувствует себя – вместе с Луизеттой – в безопасном месте.
Девушки решились в одну из ночей. У них еще было время, почти целая неделя – лорд дю Приз, расхоложенный ощущением, что взял над домашними верх, только теперь собрался съездить в город, подать в газету объявление о свадьбе дочери. После того, как старшая, недостойная Джуния, подорвала его доверие, лорд Кловис оттягивал удовольствие, видевшееся ему в некоторой степени местью. Какая ирония, сэр Кловис, рьяно ненавидевший торгашей, продал дочь! Но Луизетта, по его представлениям, отвечала и за мать, и за сестру, согрешивших неповиновением патриарху.