Две ночи и тысячи дней (СИ)

- Я нисколько не сомневаюсь, что мне понравятся твои старания, - усмехнулся шейх и провел рукой по шее и щеке Дженсена, задев губы. - Сейчас ступай. И проследи, чтобы все были готовы к торжествам. Гостей будет много. Никому не удастся увильнуть от обязанностей.

Дженсен поднялся, поклонился.

- И возьми любое блюдо с собой, - махнул рукой шейх, уже не глядя на него, обратив взор на вошедшего через другие двери визиря.

Дженсен снова поклонился и взял большое блюдо. Будет чем задабривать Маджана.

***

Гарем пополняли довольно редко, но свадьба младшего сына шейха - торжество большое, поэтому пока Дженсен присутствовал на завтраке господина, привели еще пятерых новеньких: три девочки и два мальчика. Неопытные, но смазливые, как и все здешние обитатели.

Дженсен велел прислужникам гарема собрать всех возле большого бассейна и теперь рассматривал вновь прибывших, изучая и пытаясь понять, что они принесли с собой: неприятности или ничего. Второй вариант был предпочтительным.

Один из мальчишек посмотрел на него с вызовом и презрением, ярким и каким-то злым в темных глазах. Значит, проблемы все-таки будут. Молодой, не больше шестнадцати лет, со змеиным взглядом и большой долей высокомерия. А первое, чему учит гарем - кротость. И учит быстро.

Ничего не говоря, Дженсен подошел к нему, замахнулся и отвесил оплеуху. Сделав шаг назад, он обвел взглядом наложниц и наложников и тихо заговорил:

- Если кто-то из гостей увидит такой взгляд, как у него, сегодня ночью, пострадают все. Многие из вас прекрасно знают, что если страдаю я, как человек обязанный следить за вами, то и отплачиваю я той же монетой сполна.

- Так может тут будет лучше жить, если ты пострадаешь? - зашипел тот мальчишка, кого он ударил.

Взгляд Дженсена снова обратился на мальчишку. Тот отдернулся, прижимая к щеке ладонь.

- Не будь столь наивен. Многие до тебя думали так же и я все еще здесь. В отличие от них, - в открытую он, разумеется, ничего не говорил, но те, кто жили в этом гареме не первый год, прекрасно знали, что следует за открытым неповиновением тому, кому благоволит сам шейх уже не один год.

- Может, мне повезет, - прошипел мальчишка.

- Может и повезет, - кивнув, согласился Дженсен. - И ты вернешься на невольничий рынок. А может и не повезет. И тогда я тебе не завидую.

- Вдруг там будет лучше, чем здесь!

- Если только ты веришь в вечнозеленые сады и гурий, - с насмешкой ответил Дженсен. Он обвел взглядом всех собравшихся - юношей и девушек, включая невесту, в прозрачных праздничных одеждах. - После обеда все примут ванны. Слугам приготовить благовония и ароматные масла. Первые гости прибудут уже этим вечером и чтобы все были готовы. Ясно?

Нестройный хор голосов сообщил ему, что все всё поняли.

Дженсен вернулся в свои покои - часть гарема, отделенную плотной тканью вместо двери, распустил шелк балдахина бардовых оттенков, позволив ему скрыть себя от прочего мира, и упал на спину на кровать.

- Господин? - послышался тихий голос.

- Али, я просил меня так не называть, - вздохнул он, не открывая глаз. - Заходи.

Тощий мальчишка десяти лет проскользнул под балдахин, помялся возле кровати, а потом забрался на нее и уселся в ногах.

Али, как и Дженсен, попал в гарем с невольничьего рынка, но он был слишком мал и по мнению распорядителя гарема некрасив. Не прожив тут и трех дней он чуть было не отправился на черные работы как служка во дворце. И Дженсену, знавшему это чувство паники и страха, стало его жаль. Ему пришлось потратить много сил на уговоры и даже кое-что украсть для распорядителя, чтобы мальчишка остался при нем, как личный служка, такое допускалось и даже приветствовалось. Распорядитель не отличался умом, к тому же был евнухом, поэтому себя Дженсен к собственному облегчению предложить ему не мог. К тому же, узнай об этом шейх и он не жилец.

- Иди уже сюда, садись и ешь, - Дженсен пододвинул к нему блюдо, которое утром забрал у своего господина. - Только половину оставь. Это другому человеку.

Али радостно уставился на заморские сладости, которые ему иногда перепадали только от Дженсена, придвинул блюдо к себе поближе и принялся, как хомяк, набивать щеки.

Дженсен на это улыбнулся и снова смежил веки. Эта свадьба его утомляла, даже еще не начавшись. Гарем шумел возбуждением и страхом, потому что не все гости шейха отличались добротой и порой кто-то из наложниц и наложников страдал и калечился. С этим Дженсен поделать ничего не мог. Тех, кто служили ему или не мешали, он старался защищать как мог - от распорядителя, от стражей, от ядов и от младшего сына шейха. Но он был далеко не всесилен. Его власть, ее подобие, заработанная годами с трудом, известным только таким же, как он сам, была слишком шаткой, чтобы он в открытую мог говорить о том, что ему не нравится. К примеру, ему не нравилось, что сегодня придется танцевать для сборища похотливых стариков, каждый из которых будет ругаться с другими, предлагая золото за ночь с ним. Его уже заранее мутило.