Две ночи и тысячи дней (СИ)

- Мы отнесем ее в гарем. А потом вернемся. Мне не нужны проблемы. Тебе тоже, - сказал принц и, не дожидаясь ответа, пошел вперед. Дженсен раздосадовано пошел следом.

Идя позади принца и оглядывая его тело, Дженсен уже скрипел зубами от ощущений, даримых плагом, и клял себя за безрассудство, которое тянуло его подойти к мужчине и хотя бы коснуться этого большого сильного тела.

Принц был сложен как бог и это сводило с ума. А еще равнодушие и невнимание. Дженсен за годы жизни в гареме привык к похоти в глазах приходящих сюда и, пожалуй, кроме распорядителя, Халед был первым, в чьих глазах не зажглось желание. Это странным образом задевало.

В покоях гарема уже повсюду разносились характерные звуки и стоны сквозь легкую музыку. Музыканты тут были всегда, они играли даже в пустых комнатах, потому что в любой момент мог прийти шейх или его сын, или же те, кому было позволено открыть эти двери с позволения властителя.

Дженсен повел принца в комнату, где спали три девушки и его подруга. Уложив Асиару на подушки, Халед повернулся к Дженсену и, наверное, впервые внимательно на него посмотрел, прямо и открыто. Дженсен под этим взглядом замер и не смел произнести ни звука.

- Тебя как зовут? - спросил Халед.

- Дженсен.

- Любимчик отца? - ему хотелось подтверждения своей догадке. И он ее получил в виде кивка. Смазливое лицо. Хотя, впрочем, если парня умыть, возможно, оно станет просто красивым. Красивые мужчины в этих землях были редкостью, поэтому большая часть гаремных мальчиков была привезена работорговцами из северных земель. - Вернемся обратно. Отец ждет, что ты вернешься. Не стоит разочаровывать его.

Новый кивок. Ему показалось или в зеленых глазах промелькнуло разочарование? Он усмехнулся про себя. Ему только этого не хватало. Через два-три дня он уедет. Он изначально не собирался приезжать, но пришлось.

Если отец и был удивлен их одновременному появлению, он никак это не показал. Хотя Халед не сомневался, что, если у отца зародились какие-либо подозрения, он их выскажет позже. И выскажет непременно.

Сейчас же он лишь поинтересовался:

- Мне кажется, вы где-то потеряли мою наложницу, - это было сказано с насмешкой, словно он знал больше, чем показывал или чем мог.

- Ее душевная организация слишком хрупка, отец. Я отправил ее в гарем, а твоего любимца вернул назад, - он кивком указал на Дженсена, который вновь улегся на подушках среди остальных наложников.

- Да, Дженсен - мое лучшее приобретение, - кивнул шейх.

- Не сомневаюсь.

- Тебе он не нравится?

- Мне все равно. Ты знаешь мое отношение к гаремам и наложникам.

- Но даже ты захаживаешь, - усмехнулся шейх. Принц не стал спорить.

Дженсен тем временем неотрывно следил за правителем. Он буквально чувствовал, что шейх еще спросит о том, почему его любимая игрушка пришла в компании его же сына. Это могло оказаться проблемой. И хуже всего было то, что Дженсен уже весь буквально горел. И физически – из-за плага, и в груди что-то горело, не давая покоя. Халед был слишком… заманчивым призом для его постели, и слишком запретным. И от того его хотелось еще больше.

Спорить с отцом было пустым занятием, поэтому Халед и не стал, переведя беседу на другую тему. Не говорить же, в самом деле, здесь, сейчас, при всех, что отец ошибается? Пусть это и правда. Проявление неуважения было недопустимо даже со стороны сына. Наедине - да, он мог вести себя, как ему захочется, ну, почти. Но прилюдно… Опять же, через два дня его здесь не будет, и все сказанное и сделанное не будет иметь значения. И вообще будет не его проблемой.

- Расскажи нам, сын мой, как идут дела на границе, - улыбаясь, предложил шейх.

- Хорошо, отец, - отозвался Халед и взял трубку предложенного служанкой кальяна. Он чуть склонился и втянул носом воздух. Гашиш. Он не слишком любил этот дурман. Но отказаться не мог, а потому поднес трубку ко рту и сделал небольшой вдох. - Граница по-прежнему на месте и если все пойдет, так как задумано, то через два-три месяца она отодвинется вперед на тридцать километров.

Это сообщение вызвало довольные возгласы. Все помнили, что война шла за плодородные земли и присоединение их к империи означало неплохую прибыль каждый месяц в виде налогов и товаров. И, разумеется, сулило новых рабов. Отец не гнушался работорговлей и, конечно же, наслаждался прибылью. А иногда и лучшим товаром.

Взгляд против воли прошелся по ложу, где лежали наложники. Дженсен, игрушка отца, не отрывал взгляда от шейха. Но он заметил легкую улыбку и мимолетный, секундный прищур в свою сторону. Это интересно.

- Дженсен, станцуй нам! - шейх устроился на подушках удобнее и остановил музыку.

Гости с интересом взглянули на любимчика господина.

А Дженсен мысленно взвыл. Плаг давил на простату все сильнее и прозрачные шаровары лишь делали это заметнее. А теперь ему нужно танцевать одному свои самые сокровенные танцы. Шейх не часто требовал этого, но сегодня он был уже пьян, накурен и доволен начавшимся празднеством.

Поднявшись с подушек, Дженсен вышел на ковры, постеленные для танцовщиков, и поклонился шейху, стрельнув хитрыми томными яркими глазами.