Две полоски для мажора

Арбуз. В середине декабря. Я что? Похож на долбаного фокусника? Видимо, да, потому что с надеждой смотрят на меня не только небесно-чистые глаза, но и каждая веснушка на бледных щеках.

В моей голове раскидываются все варианты, но единственный и возможный приходит один. Без слов прислоняю изумленную Лику обратно к стеночке и испаряюсь из ванной. Мне просто нужна моя куртка.

Когда возвращаюсь, то Лика все еще подпирает спиной плитку и ошалело хлопает рыжими ресницами.

— Держи, — присаживаюсь напротив и протягиваю ей пол-упаковки арбузной жвачки.

Рыжик изумленно рассматривает сначала «Орбит», а потом меня. Непонимание сменяется в ее глазах удивлением. А я ожидаю услышать, что все не то и все не так. Но бледные сухие губы растягиваются в улыбке, а тоненькие пальчики тянутся за жвачкой.

Одна за одной белые пластинки исчезают из пачки, а замученные черты лица Лики расслабляются. Она блаженно закрывает глаза, медленно смакуя «Орбит».

И пока Лика пытается поймать свой арбузный дзен, сидя на полу в ванной и подпирая затылком стену, я пристально смотрю на рыжую. Чего жду? Сам не знаю, продолжая гипнотизировать веснушчатый нос.

— Кайф. Это гениально, — шепчет Рыжик. И, немного помедлив, все же добавляет. Так же тихо, но с замашкой на благодарность. — Спасибо, Марк.

— Угу, — просто мычу Лике в ответ.

А в моей груди все сжимается и тянет.

Мне хочется, чтобы ей стало легче...

& & &

Она улыбается. Все чаще и искреннее. Я знаю это, потому что наблюдаю за ней.

Наблюдаю утром за завтраком, когда мама щебечет вокруг Лики. Наблюдаю на берегу во время прогулок с Джеки. Я вижу, как становятся ярче голубые глаза. Лике легче здесь. Таких приступов токсикоза после арбузной терапии не было.

Морской воздух явно подошли ей больше, чем шикарный замок с охраной. Моя мама укрыла эту девочку полотном теплоты и заботы.

И они порой шушукаются и забрасывают меня неоднозначными взглядами. Остается надеяться, что ничего компрометирующего на меня маман не выдает. Чувствую себя иногда лишним в этом бабском царстве: мама, Лика и Джеки.

Я вижу, что сейчас Соболевской спокойно и комфортно. А вот себя ощущаю странно.

Из-за грядущей дебильной сессии мне нужно находиться на парах, чтобы, наконец, получить этот диплом. Я хотел просто оставить на какое-то время Лику у мамы. Хотя бы до того момента, как отец не озвучит нам конкретную дату свадьбы. Но зачем-то трачу почти каждый день по несколько часов на дорогу туда и обратно. У меня есть вагон и маленькая тележка времени думать о чем и о ком угодно. А как на репите днём и ночью вертится в голове все, что было до того разговора у дверей моей квартиры.

И желание быть где-то поблизости к рыжим локонам становится навязчивее.

Я делю кровать с той, с кем вот-вот буду делиться фамилией. Но все что могу - это смотреть. Смотреть под шум волн на то, как Лика, сидя на капоте моей тачки, жмурится и подставляет южному декабрьскому солнцу свой нос в конопушках. Видеть, как она, засыпая, ласково гладит свой уже заметный живот. Даю сотню баксов, что Лика ведёт с ним немой диалог. И мое любопытство бесится. Хочется знать мысли в этой рыжеволосой головке, которая по ночам иногда путает мое плечо с подушкой.

А сама же Лика бесится, когда по утрам моя физиология делает пространство и без того тесной кровати ещё теснее.

— Убери его! — меня будит гневное фырканье и болезненный толчок в бок.

Раздираю глаза, а Лика, уже насупившись, сидит противоположном углу кровати.

— Кого? — бурчу я и спросонья даже не понимаю о чем речь.

Рыжик устремляет уничтожающий взгляд на то, что бугрится под покрывалом в районе моих бедер.

— А... это... — зеваю сквозь усмешку. — Не могу. Разве что отрезать.

— Не мешало бы.

— Да он то в чем виноват?

Иронично вскинув брови, Лика молча приподнимает край пижамной футболки, обнажая живот. нет. это уже животик. Мой взгляд с жадным интересом задерживается на так аккуратно округлившейся части ее тела. Забавно, но первый раз за столько времени, когда она не прячет его от моих глаз.

— Ну. — потягиваюсь на кровати, играя мышцами, и укладываю руки за голову, — откровенно говоря - это лишь мой косяк.

В океанах ее глаз темнеет, а щеки становятся похожими на помидорку. И видимо, не только мой взгляд сейчас внимательно скользит по собеседнику. Солнечные бровки Лики сходятся к переносице:

— Новая тату? — ее глаза с неподдельным интересом всматриваются в мой голый торс.

Я сдерживаю свое многозначительное хмыканье. Заметила и не только, а даже знает и помнит все мои татуировки.

— Не-а. Старая, — нагло вру.

Еще один рисунок на рёбрах я сделал через два дня после разговора с Ликой у дверей своей квартиры.

— Нет. Я давно заметила. Ее не было раньше. Точно помню. Я же. — уверенно толкует она, на полном серьезе сканируя глазами мое тело.

А потом замолкает, смутившись ещё больше, когда взгляд останавливается где-то в точке торчащего покрывала. Став идеально пунцовой, Лика подскакивает с кровати.

— Я в ванную, — бурчит она, хватая вещи со стула.