Две полоски для мажора

Даже с лестницы уже видно, что холл универа без преувеличения весь заставлен огромными букетами. От такой пестроты начинает рябить в глазах. Я делаю шаг с последней ступеньки, и замираю в полнейшем ступоре, а моя челюсть готова поцеловаться с полом. Потому что ответ на вопрос «кто это учудил?» уже перед моими глазами.

Темноволосый, широкоплечий силуэт в чёрной футболке и джинсах заметно выделяется на фоне изобилия цвета и яркости вокруг. Заметив меня, «чудило» разводит татуированными руками и, как всегда, широко улыбается.

— Привет.

— Марк, это что? — Я делаю несколько шагов вперёд и застываю перед ним.

— Это цветы, — торжественно заявляет он, сияя притягательно-белоснежной улыбкой. — Ты вчера не ответила на мой вопрос, какие тебе нравятся больше. Поэтому я решил не тыкать пальцем в небо, а предложить все, что нашёл в ближайших цветочных.

Обвожу взглядом букеты, а потом ошалело хлопаю ресницами, смотря на невероятно счастливого Марка. Боже. Да он выглядит как ребёнок, получивший самый заветный и желанный подарок!

— Ты реально скупил все цветочные магазины?

Хотя, зачем я спрашиваю? Это и так очевидно. В холле тупо не протиснуться. Цветы заполоняют каждый его метр. Сколько их здесь? Сто? Сто пятьдесят? Двести? Не меньше это точно.

— Да. Так что выбирай любой букет, — спокойно и не без гордости произносит Марк. А потом, как ведущий прогноза погоды, ведёт в сторону сначала одной, потом другой рукой.

— Здесь розы голландские и пионовидные. А там есть лилии и...

У меня не получается сдержать эмоций. Уголки моих губ медленно ползут вверх, собственно как и ползет вверх ритм пульса.

— Ты дурак?— перебиваю Марка и прикладываю ладони к пылающим щекам.

Не моргая смотрю на него. Этот двухметровый татуированный богатырь, стоящий с горящими глазами посреди цветочной армии, просто не оставляет мне выбора. Я очень глупо улыбаюсь.

— Ну почему сразу дурак? — Громов делает шаг ко мне. — Я не смог выяснить, что тебе нравится. Принёс бы алые розы, а ты любишь ромашки. Кстати, они там тоже где-то есть.

Марк останавливается напротив меня и так близко, что я мгновенно оказываюсь окутана аурой его парфюма. И этот аромат щекочет мои рецепторы, слегка кружа голову.

И это странно. даже гораздо страннее того, что я и он опять в центре внимание всех, кто сейчас не на паре, а глазеет на этот стихийный цветочный бутик.

— Лика, — усмехается Марк, — отомри. Ты вообще дышишь?

Растерянно киваю. Конечно, дышу. Я-то кроме цитрусовых нот его парфюма ничего больше и не чувствую.

Склонив голову набок, Марк молчит, не прекращая наблюдать за моей реакцией. А я просто переглядываюсь то с ним, то с цветами. Господи! А сколько же это стоит?

— Нет. Ты точно не в себе, Громов, — судорожно выдыхаю, убирая руки от лица.

Марк вдруг хмурит брови и с серьезным видом делает ещё небольшой шаг ко мне. Пронзительно впивается взглядом мне в глаза, а его ладонь тянется к моему лицу. Я замираю, ощущая, как дрожит сердце в ожидании того, что Марк вычудит дальше. Но зычный женский возглас за моей спиной рушит его намерения:

— Громов! Опять ты!

Я резко оборачиваюсь, а Марк обреченно вздыхает. И мгновенно становится понятно, что сейчас кому-то устроят полный разнос, потому что перед нами сама декан экономического факультета.

И её ходящие по лицу желваки не сулят ничего хорошего. Оглядев все это цветочное безобразие, она просто холодно отрезает:

— Я даже больше с тобой разбираться не буду. Немедленно в кабинет ректора!

— Марина Михална, — нацепив свою преобаятельную улыбку, Марк прячет ладони в карманы джинсов и непринужденно пожимает плечами, — это же всего лишь цветы.

Не знаю, что меня заставляет развязать свой язык, но ничего не обдумав, я просто уверенно ляпаю:

— А мы все сейчас уберём. Правда!

А декан тут же переводит убийственно жесткий взгляд теперь и на меня:

— Фамилия?

— Соболевская... — уже не так уверенно лепечу я, втягивая голову в плечи.

Мария Михайловна важно одергивает полы своего пиджака и цедит раскатисто и чётко на весь холл:

— Громов и Соболевская, к ректору. Живо!

Глава 5

Я бы могла назвать кабинет ректора весьма уютным, если бы пришла сюда по доброй воле и собственному желанию. А не под конвоем в виде декана и её жесткого взора.

Конечно, не совсем понятно каким боком к выходке Марка приплели и меня. Надо было стоять и молчать в тряпочку, но поздно.

Уже сижу перед ректором и нервно перебираю пальцами ремешок от сумки, уткнувшись глазами в пол.

«Меня же не отчислят? Нет?» — так и хочется запричитать, заглядывая в ректорские глаза.

Но такой мандраж охватывает, по всей видимости, только меня. Марк, сидящий рядом, уж совсем не походит на того, кто хоть как-то переживает о происходящем.

Вальяжно восседающий в кресле с широко расставленными на полу ногами и скучающий взгляд ясно намекают: он вообще не парится.

— Громов, — вздыхает ректор, протирая свою блестящую лысину платочком, — я даже удивлён. Ты продержался целую учебную неделю без приколов. А теперь у тебя и сообщник имеется, — подбородком указывает в мою сторону. — Да ещё какой. Первокурсница!