Две половинки

– Ну, еще бы! – уже хохотала тетка – Чтобы у тебя и обыкновенный!

Стаська смех княгинюшки почему-то не разделила, даже улыбаться перестала, задумалась и посмотрела невидящим взглядом в кухонное окно.

– Слава! – тут же оборвала смех Сима. – Ты что-то недоговариваешь?

– Нет, – очнулась Стаська от задумчивости и вернулась в разговор, посмотрев на тетушку. – Что-то тревожно на душе, не отпускает. И, знаешь, не так, чтобы чувствовать беду какую-то… не знаю. Ты пришла, мне полегче стало, но не ушло совсем. Что бы это?

– У нас в семье порядок, я перед приездом к тебе с Ольгой разговаривала, все у них хорошо! Так позвони ему, и все дела! Что попусту мучаться предположениями! – предложила радикальное решение проблемы Сима.

– Нет, – тряхнула головой Стаська. – Глупости! Говорю же, не беда, я б почувствовала! Давай еще чаю с пирогом!

– Нет уж, хватит! – изобразила праведный испуг Сима. – И так литр чаю, наверное, выдула, и пирога твоего налопалась, не удержалась!

– Может, тогда мяса? У меня вкусное-превкусное есть!

– Ты что, Слава, смерти моей хочешь или ожирения! – возроптала княгинюшка. – Поверх криминального на ночь пирога, мясо есть!

И тут запел, задребезжал Стаськин сотовый, заскользив по столешнице.

Степановым вызовом!

Стаська посмотрела испуганно на княгинюшку, приподнявшую вопросительно на ее «кроличий» взгляд одну бровь, и ответила:

– Да!

– Это я, привет, – просипел Степан.

У него перехватило горло от волнения. Он прокашлялся.

– Я не смогу… – И не сумел сказать, что именно.

– Ты в порядке?! – заорала Стаська отчаянно. – Что с тобой случилось?!

– Я? – удивился Больших, настроенный совсем на иные мысли. – Я в полном порядке. Стаська, ты чего?

– Господи! Я думала, с тобой что-то случилось! – выдохнула она с облегчением.

– Почему? – поразился Больших.

– Не знаю! Что-то мне тревожно весь вечер! С тобой точно ничего не случилось?

– Со мной нет, – потрясенный до глубины души этим ее чувствованием, ответил он.

– А с кем? – требовательно спросила Стаська.

– С Верой…

– Что? – перешла на деловой тон она.

– Рак. Завтра срочная операция.

Он вкратце объяснил, что случилось. Они замолчали. И слушали эту тишину, как разговор.

Станислава понимала, что именно Степан не может – и приедет к ней не то что не сегодня, а даже неизвестно когда.

И все причины, не пускающие Степана Больших к ней, укладывались в тысячи «потому что».

Потому что сейчас он жизненно необходим той женщине и ее семье…

Потому что он не умеет по-другому…

Потому что он не может бросить Веру в такой момент, ни тем более сказать ей, что встретил другую…

Потому что он не может быть со Стаськой в счастье, в любви, в радости и врать Вере, пусть и не врать, а недоговаривать…

Потому что ничего бы не сложилось у них, если бы он был другим…

Потому что, когда она ломилась к Степану в дом за помощью, если бы он отказал, или выставил ее, сказав, что устал и это не его проблемы, не возникло бы между ними ничего – ни магии, ни чуда…

Потому что Стаська любила его только таким, таким, какой он есть…

Всего. Полностью. Степана Сергеевича Больших – мужчину и врача!

А он думал, какая это мука мученическая – отказаться от Стаськи на час, на день, на неизвестный срок, на любое время! После того как преодолел страхи, оставив их прошлому, и только-только с ней соединился!

И о том, что кто-то наверху наказывает его этой мукой за проявленную слабость, за боязнь перемен, за то, что помыслил, что может спокойно и благополучно без нее жить!

И о том, что вот сейчас он отказывается от нее в третий раз!

И пусть на время, пусть ненадолго, и надо как-то объяснить ей ситуацию, и все его «невозможности»…

Но ей предстоит еще раз пережить его вынужденное отступление…

Одной. Без него.

И поймет ли она, простит, примет?

– Степан! – нарушила их молчаливый диалог Стаська, негромко, но твердо. – Ты делай, что считаешь нужным и должным. Я понимаю.

У него защипало глаза подступающими слезами. Степан зажмурился и сильно зажал двумя пальцами веки.

Черт бы все побрал на свете! Вот черт бы побрал всю эту житейскую хреновину!!

Как ему теперь с этим жить?! Кого он предает больше: Веру или Стаську?!

– Стаська… – прохрипел он – я… буду звонить тебе все время!

«Сколько? – безнадежно подумал он. – Месяц, два, три? Звонить, слышать ее и не видеть! Ах, ты ж бога душу мать! Сам все запутал, теперь вот расхлебываю, да не один! И Стаське приходится!»

А она спросила, как тогда, когда он позвонил из ветреного, холодного и пыльного Пакистана:

– Тебе там совсем тошно?

– Совсем, – признался он, – так тошно, что выть хочется!

– Ничего, ты справишься, Больших! – уверила она грустным голосом.

– Я справлюсь, Стасенька, ты потерпи, пожалуйста! – попросил он.

– Я потерплю. Только ты все равно справляйся скорее, – не удержалась она.

– Я постараюсь, маленькая! – пообещал Степан.

Он посидел, откинув голову на подголовник, заново прокручивая весь разговор – снова и снова, все слова, до вздоха, до интонации, до молчания – все, что она ему говорила и как – теплея душой, отходя от холодного бессилия, которое ощущал, оказывается, весь день.

Ему хотелось к ней до одури!