Две птицы на снегу

На краю сознания билась мысль, что, возможно, проблема его нынешнего отношения не в личности Горской – неужто Яр зануд раньше не встречал? Просто наложилось: она, нехорошие подозрения, вынужденное бездействие, стены госпиталя, вызывающие исключительно неприятные воспоминания…

К счастью, Бочкин отлично знал своего беспокойного пациента, поэтому долго задерживать его здесь не стал. Не прошло и получаса вязкой, скучной тишины, когда хирург возник на пороге. Правда, сначала немного растерялся, заметив дремлющего Вольнова – похоже, тот старательно игнорировал сидящую неподалеку женщину. Еще сильнее стало его удивление, когда оказалось, что Яр не спит. Сразу почувствовав появление нового лица, он вскинулся и уставился на Бочкина полным надежды взглядом:

– Ты пришел подарить мне свободу?

– И никакой благодарности за спасенную жизнь! – насмешливо качнул головой врач, взглядом пытаясь спросить у феникса, отчего тот столь неожиданно потерял интерес к привлекательной даме, на которую буквально пару часов назад только положил глаз. Однако тот сделал вид, что любопытства товарища не понимает.

– Я благодарен! Ты не представляешь, как сильно благодарен! А уж как буду благодарен, когда окажусь дома, словами не передать. Я буду самым благодарным…

– Да уймись уже и проваливай, мой самый невыносимый пациент!

Прощание и выписка много времени не заняли. Бочкин даже любезно проводил друга вместе со столичной гостьей к раздевалке для работников, где в целости и сохранности нашлись шуба, пушистый шарф и шапка Горской. Хирург помог женщине одеться, пожал Яру руку и распрощался.

– А где твоя куртка? – не выдержала Лета, когда феникс без усилия толкнул тяжеленную дверь, выходя первым, и придержал, выпуская спутницу.

Ветер успел перемениться, и здесь, на крыльце, стало тише, но обманываться не приходилось: вокруг продолжало свистеть и завывать, небо мрачно хмурилось и сеяло мелкий колючий снег. Да и мороз окреп, дохнул в лицо, попытался пролезть под капюшон и полы длинной шубы.

Причем интересовала его только Лета, Яроплет зимы словно не замечал, разве что жилетку застегнул, но вряд ли это могло помочь от холода.

– Я не мерзну, – пожал он плечами и уверенно двинулся в нужном направлении.

Летана на несколько мгновений замешкалась, недоверчиво разглядывая шагнувшего в буран феникса. Овитый искристо-белым вихрем, он выглядел живым факелом: черное древко и трепещущее слабое рыжее пламя, которое яростно пытался сорвать ветер.

Она слышала, что сильным огневикам не страшен холод, их греет собственная магия, но видеть такое воочию было странно. И тем более понимать, что нечто продолжает согревать Вольнова даже в нынешнем истощенном состоянии. Интересно, дело в сцепке и том, что они сейчас рядом, или эффект сохранится, даже если они окажутся слишком далеко?

Опомнившись, Лета поспешила догнать мужчину. Тому была нипочем не только пурга, но и снег под ногами, шагал феникс легко и уверенно, и это стало куда более значительным поводом для зависти: от метели шуба защищала, а вот оскальзываться на снежной каше ничто не мешало. Летана едва поспевала за Вольновым, который шел не оглядываясь и явно не собирался ждать спутницу, и это не добавило хорошего настроения.

Наверное, стоило бы его окликнуть, но упрямство и гордость не позволяли. И отстать – тоже. Потому что она обещала, что не доставит патрулям проблем, и самое время это доказать. Плевать, что одета она сейчас для города и совсем не готовилась к такому марш-броску; для пограничников это не станет оправданием, как и ее привычка к совсем другому обхождению.

Через десяток шагов Летана сдалась и даже плюнула на свой принцип не тратить силу попусту: резерв у нее был очень большой, но зачастую все это уходило на одного пациента, поскольку простые случаи попадали к ней очень редко, так что Лета привыкла экономить. Сейчас же она не ограничилась простым щитом, и ветер, послушный ее воле, перестал бить в лицо, залепляя его снегом, а принялся ласково и осторожно подталкивать в спину. С такой поддержкой Летана буквально добежала до гостиницы, взмокла и запыхалась, но зато от феникса не отстала ни на шаг.

Яроплету прогулка давалась тяжелее, чем он пытался показать. Его пошатывало от слабости, но упрямства ему было не занимать, так что феникс решительно пер вперед, заставляя себя продышаться назло неприятному скрежету в груди и месить снег в привычном темпе быстрой ходьбы, игнорируя подрагивающие и норовящие подогнуться колени.

О том, что он не один, Яр вспомнил только на входе в гостиницу и даже догадался придержать для спутницы дверь. К этому моменту у него уже и стоять получалось с трудом, но зато разжалась тугая пружина раздражения, клокотавшего внутри в госпитале, и он испытал громадное облегчение: дело было вовсе не в Горской, а в больничных стенах. Хорошо. Потому что затащит он Лету в постель или нет – это дело десятое, а вот существование на одной территории с человеком, от которого хочется сбежать или придушить его по-тихому, стало бы серьезным испытанием.