Две птицы на снегу

Представление, правда, складывалось довольно странное. Все обставлено без изысков и оглядки на моду – светлые обои с ненавязчивым рисунком, основательная добротная мебель. Много книг, но никаких статуэток, портретов и прочих безделушек, если не считать нескольких вышитых картин на стенах, очень неожиданных рядом с этим человеком. Вообще вся обстановка не очень-то сочеталась с фениксом: здесь было просто, надежно и пустовато, при чем тут Вольнов? То ли Лета чего-то не понимала, то ли жилье это обставлял кто-то другой, а нынешний хозяин лишь поддерживал порядок, и вышитые картины на стенах подталкивали к последнему варианту и наводили на мысли о какой-то женщине. Наверное, мать позаботилась о сыне, потому что жены у него явно нет.

Неожиданно Яроплет оказался решительно не настроен на флирт. Лета, морально готовая к неизбежным шуточкам с предложением разделить достаточно широкую постель, без лишних слов получила в распоряжение диван, подушку и одеяло. Потом феникс принес из комода в спальне постельное белье и даже как гостеприимный хозяин собрался помочь с устройством ночлега.

Но когда Яр наклонился, его резко повело вперед и вбок, так что он едва не протаранил лбом стену, однако все-таки извернулся и с грохотом упал на диван, выругался и тут же, цепляясь за мягкую спинку и воздух, попытался подняться. Лета на мгновение растерянно замерла над расстегнутым чемоданом, откуда доставала в этот момент пижаму, а потом вдруг осознала: «бледненьким» феникс был не только в воображении знакомой зеленщицы, его лицо в прямом смысле отливает синевой.

– Сиди! – Летана сорвалась с места.

То ли от неожиданности, то ли она невольно задействовала сцепку, но Вольнов оставил свои неуклюжие попытки подняться, осел расслабленно, запрокинул голову. Шмыгнул носом, из которого пошла кровь.

– Тошнит? – спросила Лета, оперлась коленом о диван, ладонью – о его спинку. Второй рукой мягко обхватила горло мужчины, одновременно находя кончиками пальцев пульс под челюстью и оценивая состояние пациента диагностическими чарами.

– Да нормально со мной все, – поморщился Яроплет. Вибрация голоса под ладонью сбила со счета, но Лете и без пульса все стало ясно.

– Тебя в детстве не учили, что врать нехорошо? – мрачно спросила она и полезла в чемодан за аптечкой.

– Так то в детстве! – хмыкнул Вольнов, приоткрывая глаза, опять шмыгнул носом и, недовольно поморщившись, достал из кармана серый застиранный платок. Судя по виду, стирали его вместе со штанами.

Но с места феникс все-таки не тронулся. Его интересовало, что предпримет гостья. А еще сидя не кружилась голова, и провести так пару минут, оправдываясь перед собой любопытством, было приятно. Хотя про тошноту она зря сказала: до сих пор он об этом не задумывался, а стоило спросить, и сразу стало понятно, что головокружение и мерзкая слабость – это еще не все.

Тем временем Лета вернулась на диван с небольшим плотным чемоданчиком. Когда она его открыла, комнату заполнил характерный лекарственный запах – резкий, горьковатый, сейчас он казался неожиданно приятным.

– Зачем мы пошли по магазинам, если тебе плохо? – мрачно спросила Лета, перебирая пузырьки.

– Мне хорошо, – упрямо возразил феникс.

– То есть падать в обмороки для тебя нормально? – вздохнула она, доставая нужный эликсир и многоразовый шприц в футляре – очищающем артефакте.

– А я не упал, я присел отдохнуть.

– Как ты при таком наплевательском отношении к собственному здоровью сумел столько прожить? – Летана опять укоризненно покачала головой, а феникс опять отмахнулся:

– Сам удивляюсь. Повезло, наверное!

Жгута Лета с собой не возила, поэтому перетягивать крепкий бицепс пришлось воздушной петлей. Капризный пациент наблюдал за действиями гостьи невозмутимо и без вопросов и кулаком заработал сразу, без просьб и напоминаний, выдавая немалый опыт общения с целителями. От болезненного укола не поморщился и вновь продемонстрировал безоговорочное доверие, даже не поинтересовавшись, что именно ему колют, чем заслужил от Летаны испытующий задумчивый взгляд.

А Яроплет просто не видел смысла демонстрировать любопытство. Тем более укрепляющее зелье, показанное при кровопотере и энергетическом истощении, он и так узнал еще в шприце, по характерному насыщенно-красному цвету, а потом – по не менее характерному жжению. Родившись в месте укола, оно прокатилось от локтя к груди, пощекотало когтями сердце и ударило в голову, выступив на лбу испариной.

Зато в голове от этого удара прояснилось, растаял липкий туман, заполнявший ее почти всю дорогу. Признавать правоту Горской не хотелось, но все же он здорово переоценил свои силы, и этот день тоже стоило бы провести в больнице. Или хотя бы двинуться напрямую домой, и плевать, что в хранильнике крысокан с голоду сдохнет. Он не крысокан, и можно было бы чего-нибудь по зеркалу заказать, да и наверняка в запасах что-то есть, он давно не открывал морозилку, но…