Две Розы

Боже, какой позор. А паспорт еще и дальше подтвердил степень ее падения. Оказывается, Григорий Сергеевич Ильинский женат, и уже давно… Брак зарегистрирован с некой Аллой Михайлюк пять лет назад…

Нет, но как он посмел? Почему не сказал, что он… Хотя чего она возмущается? Сама ведь пошла – по первому зову… Получилось, что и навязалась тоже сама! Что он о ней подумал, господи?!

Хотя какая разница – теперь-то… Теперь надо убежать отсюда быстрее, пока он не проснулся. И унести в себе свою позорную ошибку. И никому о ней не рассказывать, даже под пыткой. Конечно, лучше совсем забыть, но она знала, что забыть не получится. Разве забудешь… такое? Когда взлетаешь от счастья на небо, а потом падаешь в пропасть-позор…

А может, записку ему оставить? Так, мол, и так, ошибочка вышла… Хотя зачем – записку, зачем усугублять… Пусть думает о ней что хочет. Все равно она его никогда не увидит… А он о ней и не вспомнит… Если только иногда, как о смешном командировочном приключении… И вообще, хватит голым столбом на чужой кухне стоять, бежать отсюда надо, бежать! Пока он не проснулся!

* * *

Роза тихо провернула ключ в замке, тихо ступила в прихожую. Зачем будить бабушку, если еще раннее утро? Но Роза Федоровна тут же показалась в дверях кухни, всплеснула руками в изнеможении:

– Господи, Роза… Я всю ночь не сплю… Куда ты пропала, почему в парк Победы не пришла? Мне Виктория Марковна несколько раз звонила, тоже беспокоилась… Гринечка очень долго ждал тебя… Где ты была, Роза?

– Бабушка, прости меня, пожалуйста… Я… Я просто струсила… Не смогла стеснение преодолеть… Я просто не пошла в парк, и все…

– Но где ты тогда была?

– Я… Я сначала долго гуляла, а потом мне Лена Вострикова позвонила, и я к ней поехала… И ночевала у нее…

Роза Федоровна с трудом перевела дыхание, прислонившись к дверному косяку. Из кухни в прихожую несло терпким духом корвалола – видать, бабушка хорошо приложилась к заветным капелькам. Устало прикрыв глаза, спросила почти механически:

– А кто такая Лена Вострикова, впервые от тебя это имя слышу?

– Да мы вместе в библиотеке работаем. У нее маму на «Скорой помощи» в больницу увезли, и она к ней поехала, а ребенка не с кем было оставить. Вот она и попросила меня… Не могла же я отказать человеку, правда? Лена в больнице с мамой осталась, и мне пришлось ночевать…

– А позвонить мне нельзя было? Предупредить, чтобы не волновалась?

– Да у меня телефон разрядился, бабушка… Ну что ты, честное слово… Ведь ничего же не случилось! Что ты за меня так волнуешься, будто я маленькая? Подумаешь, дома не ночевала! Мне двадцать семь лет, между прочим! Я что, до самой пенсии отпрашиваться у тебя буду? Я ж не виновата, что Лена Вострикова именно меня о помощи попросила, правда?

Роза врала так вдохновенно, будто и сама верила в ситуацию с Леной Востриковой. Будто у Лены и впрямь заболела мама и ребенка не с кем оставить… Хотя на самом деле Лена жила одна, ни мамы, ни ребенка рядом с ней не было. Да и не дружила она с Леной до такой степени, чтобы ждать призыва о помощи…

Но бабушка ей поверила, и это хорошо. Это просто замечательно, что удалось так «честно» соврать. А еще это было весьма и весьма удивительно, ведь раньше она никогда бабушке не врала…

– Надо же… А Гринечка очень переживал, что опоздал немного… Думал, ты его не дождалась. Но все равно сидел до победного… Пока шел, под дождь попал и вымок до нитки, но все равно сидел… Да, надо же Виктории Марковне позвонить, сказать, что ты пришла! Она ведь тоже волнуется!

– Сейчас раннее утро, бабушка. Она еще спит.

– Ну, тогда я Лизе позвоню… Она в это время уже встает…

– А что, тетя Лиза тоже меня потеряла?

– А ты как думала? Мы целый вечер на нервах провели, каждые полчаса перезванивались… И я, и Лиза, и Лидочка… Лидочка даже предлагала в полицию пойти, заявление оставить… Я тоже хотела, но Лизочка нас остановила. С ума, говорит, сошли? Что вам в полиции скажут? Что потеряли ребенка двадцати семи лет от роду? Девочка ночевать домой не пришла? Они ж только посмеются, и все…

– Да, это было бы смешно, наверное…

– А мне было не смешно, Розочка. Я просто удивляюсь – как ты могла… Ты же знаешь, как я за тебя всегда волнуюсь…

– Ну прости, бабушка, прости меня, пожалуйста! Я больше никогда так не поступлю, честное слово!

– Ну ладно, ладно… Чего ты стоишь и дрожишь, замерзла, что ли?

– Да, мне холодно… Я в душ пойду, ладно? Согреюсь…

Пока Роза стояла под горячим душем, пытаясь унять нервную дрожь, Роза Федоровна вела дипломатические переговоры с Викторией Марковной. Та сама ей позвонила – узнать, что там с Розой…