– Боже мой, Роза! Что ты такое говоришь, боже мой! А кто тогда, если не Гринечка? Ты же не хочешь сказать, что святой дух имеет отношение к твоей… К твоему состоянию… Да ты, наверное, и не беременная вовсе, что ты придумала! Я понимаю, конечно, что у тебя в таких делах опыта нет никакого, даже самого мало-мальского, и все же, уверяю тебя… Без участия мужчины это в принципе невозможно…
Роза, как бы плохо себя ни чувствовала, все же улыбнулась бабушкиной попытке свести все к внучкиной неопытности. Даже почувствовала, что улыбка эта немного снисходительная, хотя по отношению к бабушке это вроде как не очень правильно было. И произнесла тихо, переждав очередную волну тошноты:
– Да все было, бабушка, вот в чем дело. То есть участие мужчины было, и самое непосредственное. Да, я от тебя скрыла тогда… Я ж не думала, что вот так… все будет…
Роза Федоровна глядела на нее хоть и не с ужасом, но все же с большим сомнением. И потому явно жаждала подробностей, в которую сторону ей определиться – сомнительную или все же в ужасную. Указав на стул, скомандовала решительно:
– Садись… Садись и рассказывай. Слышишь? Все рассказывай, с самого начала.
Роза послушно уселась на стул, сложила на столе руки одна на другую, как послушная школьница. Роза Федоровна повернулась к плите, автоматически помешала кашу и, наполнив ее тарелку, поставила перед Розой.
– Ой, бабушка, не надо… Убери это, я не могу… – простонала Роза, с ужасом отворачиваясь от еды.
Роза Федоровна так же автоматически убрала тарелку со стола, села напротив внучки, скомандовала уже сердито:
– Рассказывай!
– Да что рассказывать, бабушка… Особо и рассказывать нечего…
– Роза, девочка моя, что ты говоришь, послушай сама себя! Ты заявляешь, что беременна, и оказывается, что и рассказывать особо нечего! Как это понимать, Роза?
– А вот так, бабушка… Я ведь в тот день все-таки пришла в парк Победы, к памятнику Бажова… И на скамью села, и стала ждать Юру… Ну, Гринечку то есть… А потом… Потом я перепутала… Я приняла за Гринечку другого мужчину, который тоже сел на скамью…
– Как это – перепутала? Как это можно – перепутать мужчину? Не понимаю… Ты что, даже имени его не спросила, что ли?!
– Да почему не спросила, бабушка! Он Гришей представился, вот я и перепутала… Я думала, что это и есть Гринечка, понимаешь?
– Нет, ничего я не понимаю… Но как же… Как же ты… Боже мой, Роза! Да такое ни с одной женщиной, наверное, не смогло бы произойти!
– Наверное, бабушка. Ни с одной. А со мной вот произошло. Просто он мне очень понравился, я будто сама не своя была…
– Кто понравился?
– Ну этот… Который Гриша… Он позвал меня выпить шампанского, и мы пошли к нему домой…
– И ты вот так просто взяла и пошла домой к незнакомому мужчине?
– Да отчего же к незнакомому! Я же думала, что это Гринечка! Я на седьмом небе от счастья была, что он оказался таким… Таким…
Роза вздохнула и отчаянно прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться. Ощущение пережитой близости с «не тем Гринечкой» вдруг ожило в ней некстати, прошлось колкими искорками внутри, и даже стыдно было смотреть на бабушку, будто она видела в ней это ощущение, и не хотелось, чтобы она видела… Потому что оно было только ее, личное. Пусть предосудительное, но ее.
– Понятно. Влюбилась, значит. Голову потеряла и сразу сомлела, – вынесла свой жесткий вердикт Роза Федоровна, и Роза сначала глянула на нее с обиженным удивлением, а потом согласилась, головой кивнула.
Да. Наверное, так и есть. Она влюбилась. Голову потеряла. И сразу сомлела. Хотя слово «сомлела» Розе совсем не нравилось, слишком уж оно упрощенно описывало ее состояние. То состояние…
– Где-то у меня валерьянка была… В шкафчике, кажется… – вяло произнесла Роза Федоровна, потирая левую грудь. – Или не в шкафчике… А где, я не помню… Или валокордину лучше принять, не знаю…
– Бабушка, тебе плохо? Может, лучше сердечную таблетку дать? – засуетилась Роза и, схватив с подоконника коробку с лекарствами, принялась искать нужный блистер.
– Да сядь, Роза, не надо ничего… – вяло отмахнулась Роза Федоровна. – Дай мне просто опомниться от твоих новостей… А потом еще придумать надо, что нам теперь со всем этим делать… Ведь надо что-то делать, у тебя ведь свадьба скоро…
– Свадьбу надо отменять, бабушка, – тихо проговорила Роза, вставая из-за стола. – Это же и без того понятно, о чем тут думать. Ладно, я на работу пошла… Опаздываю уже…
Проводив внучку, Роза Федоровна собрала срочный совет, насмерть напугав Лизочку с Лидочкой своим печальным голосом. Они примчались практически одновременно, каждая врывалась в дверь с одинаковыми вопросами:
– Роза, что случилось? Чего ты меня пугаешь, Роза? Тебе плохо, да? Может, сразу «Скорую» вызывать?
Когда первая паника улеглась, они уселись за стол, и Роза Федоровна рассказала им все без утайки, стараясь при этом огородить внучку от лишнего осуждения. Но Лиза и Лида не думали осуждать, наоборот, Лиза проявила к Розиному поступку несколько даже игривый интерес:
– Надо же, вот тебе и скромница! Это ж какие черти в том тихом омуте водятся, а? Вот это да… Вот это выдала номерок наша Розочка!