Две русских народности

В кругу грамотных людей, только что вступающих в книжную сферу, вы можете наблюдать, какие книги особенно занимают великорусса и на что именно он обращает внимание в этих книгах. Сколько мне удалось заметить – или серьезные книги, но только такие, которые прямо относятся к занятию читателя, и даже только то из них, что может быть применено к ближайшему употреблению, или же легкое, забавное, служащее минутному развлечению без созерцания построения, без сознания идеи; поэты читаются или с целью развлечения (и в этом случае нравится в них то, что может слегка пробегать по чувствам своим разнообразием или необыкновенностью положения), или же для того, чтоб показать, что читатель образован настолько, чтоб понимать то, что считается хорошим. Часто можно встречать лица, которые даже восторгаются красотами поэзии, но в самом деле как хорошенько осязать их душу, то увидишь, что здесь играет не истинное чувство, а только аффектация. Аффектация – признак отсутствия истинного понимания поэзии. Аффектация в нашем образованном обществе – черта чересчур обычная; оттого-то, кажется, у нас и заметно сочувствие к французам преимущественно пред другими народами, ибо это народ, заявивший себя малопоэтическим, народ, у которого литература и искусство, и отчасти даже наука – на эффектах.

Если у великоруссов был истинно великий, гениальный, самобытный поэт, то это один Пушкин. В своем бессмертном, великом «Евгении Онегине» он выразил одну только половину великорусской народности – народности так называемого образованного и светского круга. Удачные описатели нравов и быта были, но это не творцы-поэты, которые бы заговорили языком всей массы, сказали бы то и так, за что с чувством схватилась бы масса, как бы невольно должен был сказать каждый из этой массы, и сказать голосом поэзии, а не прозы. Но, повторим, мы далеки от того, чтобы отрицать в великорусском народе поэтический элемент; мы говорим только, что в нем нет тех приемов поэзии, какие есть у нас и какие до сих пор прозывались искусством. Песни великорусские, за отсутствием всего этого, представляют, однако, оригинальнейшую поэзию, которая как будто говорит, что народ, творивший эти песни, хранит на дне своей натуры такие новые стороны поэтической стихии, которая некогда блеснет новым, неожиданным блеском. Несмотря на близость, и историческую и племенную, нас, южноруссов, к великоруссам, замечательно, что в мире литературы им часто нравится то, что нам никак не может нравиться. Например, я видал многих великоруссов, приходивших в восторг от стихов Некрасова, и, признаюсь, не видал южноруссов, на которых бы он действовал поэтическою стороною.