Две сестры

В четверг мы отправились к ней в назначенный час, но без скрипки и без виолончели. В гостиной было человек двенадцать, и в том числе те пять или шесть человек, которые нам были нужны. Как только де Ремонвиль увидел нас, он подошел к нам и предложил пройти с ним в другую комнату, предполагая, что мы имеем сказать ему что-нибудь с глазу на глаз.

— Ничуть не бывало, — отвечал Абель громко. — Мы приехали, чтобы возобновить разговор, прерванный неделю тому назад в деревне. Это был прелюбопытный спор, — продолжал он, обращаясь к группе отборных посетителей, которые обступали его, видимо, наперед уже расположенные в его пользу. — То была одна из тех теорий, которые граф де Ремонвиль умеет развивать с таким искусством и отстаивать с таким жаром. Я не обладаю его быстрым и блистательным умом, а потому потерпел постыдное поражение. Но так как он соблаговолил напомнить мне, что ответ остался за мной, и я встречаю здесь трибунал компетентных и непредубежденных судей, то я готов изложить дело перед вами, господа, и положиться на ваш приговор.

— Посмотрим, посмотрим, — отвечал старый генерал де Вербен. — Вы восхищаете нас своей музыкой, но все мы знаем, что вы умеете говорить так же умно и с не меньшим огнем и на языке обыкновенных смертных. Говорите, мой молодой маэстро, говорите!

Г-жа де Рошталь, которая в восторге от Абеля и желала бы видеть его у себя более частым гостем, подошла и объявила, что тоже желает быть в числе судей.

— В таком случае, — сказал Абель, — попросите графа повторить свою обвинительную речь против артистов. Надо вам сказать, что я со своей стороны не вызвал этих обвинений никаким притязанием на человека независимого, другими словами, достойного уважения, которого он не признает за нашим братом. Я молчал самым безобидным образом, когда, в присутствии личностей в высшей степени почтенных, он стал доказывать, что я — не более как предмет праздной потехи и раб богачей, и доказывал это с тем тонким остроумием, которым, как вы знаете, он владеет в таком совершенстве. Если он даст себе труд повторить свою речь в тех самых выражениях, которые он употребил, то красноречие его, я убежден, доставит вам большое удовольствие.

Абель говорил в таком игривом тоне, что никто и не догадывался о важности, которую он придает настоящему объяснению, и все пристали к г. де Ремонвилю, чтобы он повторил свои слова.

— Только, пожалуйста, чтобы это вышло не слишком длинно! — воскликнула Рошталь, которая при гостях высказывает ему самое бесцеремонное пренебрежение.

Оборот, данный делу Абелем, начинал тревожить и раздражать де Ремонвиля. Он попытался отнестись к делу свысока и отвечал, что не имеет привычки записывать свои разговоры и не помнит своих слов; что, если г. Абелю и г. Нувилю его мнения не понравились, то никто им не мешал опровергать их тут же на месте, так как подогретый спор — самое безвкусное из блюд.

— Так говорите вы, господин Абель, это будет еще лучше, — воскликнула Рошталь. — Скажите, хотите ли вы пожаловаться на кого-нибудь из присутствующих? В таком случае я его заранее осуждаю.

— Я ни на кого не жалуюсь, — отвечал Абель. — Я лично не чувствую себя оскорбленным. Мне просто хочется разъяснить один вопрос социальной классификации. Я желал бы знать, правда ли, что человек, тратящий деньги, стоит выше того, который их приобретает? Таковы именно выражения, которые господину де Ремонвилю угодно было употребить.

— И вы могли сказать эту глупость? — обратилась Рошталь к де Ремонвилю. — Что касается меня, то я объявляю, что единственные высшие умы — это те, кто умеет приобретать деньги и не тратить их.

Этот циничный афоризм не встретил одобрения. Все присутствующие, каковы бы они ни были, сосредоточили свое внимание на Абеле, лучезарный образ которого, дышащий прямотой, чистосердечием и добротой, имеет какую-то чарующую силу, которая, по крайней мере, поражает тех, кого она не влечет за собой.

Де Ремонвиль попытался переменить разговор, но ему это не удалось. Абель упорно требовал от серьезных людей серьезного ответа.

— Если вы непременно хотите формулировать вопрос в тех самых выражениях, в которых он был вам предложен, — сказал генерал, — то он становится неразрешим. Есть деньги, которые приобретаются позорным образом, и есть деньги, которые тратятся еще более позорно.

— Вот это-то мне и хотелось знать, — отвечал Абель. — И, может быть, одно есть лишь следствие другого?

— Бывает, голубчик, бывает. Да вам-то какое до этого дело? Свои деньги вы зарабатываете с честью, и тратите их, как все знают, в высшей степени благородно.