Мы шли довольно долго, с трудом подвигаясь по скользкому камню и ничего не видя перед собой, кроме узких коридоров и черных сталактитов довольно мизерного вида. Я раскаивалась, что предприняла эту прогулку, неудобства которой не выкупались никакими сильными впечатлениями. Но около часу спустя мы вступили в сущий хаос. Тесные стены, которые так давили меня, раздвинулись, почва стала крутой покатостью спускаться вниз, и обширные темные пространства, которые свет факелов наполнял красноватым туманом, представились моим взорам, раскрываясь то над моей головой, то под моими ногами; Лесса заревела в какой-то незримой глубине. Я не остановилась любоваться сталактитами, на которые Элизабет обращала мое внимание, уверяя, что других таких чудес в целом свете не найти. Полагаясь на сказания набожных людей своего селения, она всюду видела изображения ада с окаменелыми чудовищами или статуи Мадонны, поставленные там самим Провидением, чтобы оберегать путешественников. Наконец до нас долетели человеческие голоса и звук орудий. Несколько минут спустя мы очутились в пространстве, где человек двадцать работников были заняты расчисткой дорожек. У всех них были факелы, и так как они были рассеяны по разным местам, то освещение подземного пейзажа ничего не оставляло желать.
Представьте себе глубокий ров, с клокочущим на его дне потоком; громадные глыбы скал, разбросанные в беспорядке по крутым скатам холмов; вместо рамы вообразите себе эту колоссальную картину окаймленной громадными горами, вершины которых теряются во мраке, а вместо неба — свод, длиною в километр и высотою в 300 футов! Шум текущей воды и голоса работников придавали какое-то странное оживление этому подземному зрелищу.
Когда работники окончили свои починки в этом месте, они перебрались в другую «залу», и я последовала за ними. Они помогли мне перейти через поток по узкой доске, заменявшей мост, и поддерживали меня в наиболее опасных местах. Наконец, они расположились в новом необъятном для глаз пространстве и принялись за починку другого мостика. Это место поражало еще более величественным характером, чем первое. Чтобы охватить эту картину одним взглядом, я присела на уступ скалы и поджидала, когда каждый работник займет свое место, воткнув около себя в землю свой факел. Элизабет предупредила меня, чтобы я не шевелилась, так как я нахожусь на самом краю пропасти, и отошла в сторону поболтать с молодым парнем — вероятно, ее братом или возлюбленным.
Сырость в этом месте была так велика, что многие из факелов погасли, и минутами я оставалась в таком мраке, что не могла разглядеть даже ближайших предметов. Путешествие по мрачному подземелью привело меня в какое-то восторженное состояние духа, и самые дикие мысли зашевелились у меня в голове. Это место казалось как бы нарочно приспособленным для самоубийства, боящегося огласки. Стоило мне сделать один шаг, одно движение — и тело мое скользнуло бы в этот глубокий черный поток, который ревел у моих ног. Никто не заметил бы этого, никто не отыскал бы моего тела, никто никогда не узнал бы, случилось ли это по неосторожности или было сделано намеренно.
Мысли эти так неотвязно меня преследовали, что я протянула руку к выступу скалы, чтобы удержаться и противостоять охватившему меня головокружению.
Рука моя встретила чью-то другую руку. Какая-та фигура, которую я не могла разглядеть в темноте, стояла позади меня.
— Это вы, Элизабет? — крикнула я.
Но фигура не отвечала и скользнула куда-то, словно тень.
Элизабет стояла в нескольких шагах от меня; она услышала мой оклик и подошла ко мне с факелом.
Таинственной фигуры как не бывало.
Признаюсь, я таки порядком перепугалась; приближение действительной опасности рассеяло мои мечты о самоубийстве и заставило меня прийти в себя. Я подумала, уж не собирался ли кто-нибудь из работников обокрасть меня, или, что еще хуже, нанести мне оскорбление. Мне совестно было сознаться в этих опасениях моей спутнице, и я только подошла с ней поближе к свету.
Но когда я досыта налюбовалась гротом, и она предложила мне продолжать наш путь, так как до выхода нам оставался добрый час ходьбы, — прежние опасения вернулись ко мне, и я спросила ее, хорошо ли она знает всех людей, работающих в гроте.
— Как не знать, — отвечала она, — все это народ хороший. Но так как у входа теперь никто не сторожит, то может статься, что кто-нибудь посторонний вошел вслед за нами. Если вы боитесь, я попрошу своего дядю, который вон там работает, проводить нас до озера.
Я согласилась, и после нескольких новых остановок в гротах, из которых один другого живописнее, мы прибыли к озеру, которое образует Лесса, прежде чем вырваться из своей темницы. Дядя Элизабет поручил нас лодочнику, дожидавшемуся у берега, и мы вошли в лодку в сопровождении нескольких крестьян, которые должны были угостить нас на прощание оглушительным пушечным выстрелом, подхватываемым бесконечным эхом громадного свода. Едва мы уселись в лодку, как факелы были погашены, и мы остались в полнейшей темноте.