Две силы

Еремей Павлович от удивления положил на тарелку ногу и изобразил собою гигантский вопросительный знак. К Валерию Михайловичу он питал искреннее уважение, но о научных его заслугах слышал в первый раз: “Так вот что это за птица, Валерий Михайлович, а я то думал…” Отец Паисий переводил глаза с мистера Питера на Светлова и обратно. На Дарью Андреевну и Дуню научные заслуги Валерия Михайловича не оказали заметного действия. Потапыч был погружен в свои собственные дела, но всё-таки на минутку оторвался от поросёнка. Валерий Михайлович спросил не без некоторого раздражения:

– А, позвольте узнать, откуда вам это известно?

– Это, сравнительно, просто. То есть не просто. Это, просто, совершенно невероятно. Мое имя, видите ли, Бислей. Джордж Двайт Бислей, би, ай, си…

– Не надо, – сказал Валерий Михайлович медленно, – я вас, конечно, знаю. Действительно, совершенно невероятно.

– Самое невероятное, может быть, в том, что я пробрался в Советский Союз со специальной целью…

– Какой, если можно спросить?

– Можно. Со специальной целью встретиться с вами.

Валерий Михайлович, не спуская взгляда с мистера Джорджа Двайта Бислея, с видом какой-то беспомощности развёл руками.

– В Америку посланы люди для встречи с вами. Там они вас, конечно, не встретят. Что вы думаете о роли случая в человеческой жизни? У меня бывали случаи. Но такого я себе представить не мог.

– Случай в человеческой жизни? Наш случай может быть случаем для всего человечества.

– Истинно сказано, пути Господни неисповедимы! – отец Паисий перекрестился.

– Ну, а я, я тут не понимаю совсем уж ничего, – сказал Еремей Павлович, окончательно отставляя баранью ногу.

– И понимать тебе нечего, – сказала Дарья Андреевна, – на то есть образованные люди.

– Образованные? – сказал Еремей Павлович с горечью. – Вот эти- то образованные вот до чего довели. Теперь из тайги, с заимки и то тикать придётся.

– Куда тикать? – тревожно спросила Дарья Андреевна.

– А это, уж, и образованным неизвестно.

– Об этом рано ещё говорить, – сказал Валерий Михайлович. – Ещё подождём. Наша встреча с мистером Бислеем многое может изменить.

– Я предлагаю, Валерий Михайлович, чтобы серьёзные темы оставить, допустим, на завтра. Я всё-таки очень устал. И эта встреча… Насколько мы здесь находимся в безопасности?

– На ближайшее время – в полной безопасности.

– А как вы определяете это ближайшее время?

– В пределах двух недель.

– Две недели? Да, двух недель может оказаться достаточным.

– Да что ж это такое, о, Господи? – Дарья Андреевна всплеснула руками. – Чего тикать, отчего тикать?

– По двум причинам, Дарья Андреевна, – сказал Валерий Михайлович. – Во-первых, меня постараются поймать, во-вторых, Еремею Павловичу постараются отомстить.

– За что же мстить-то? Ни за что, ни про что схватили человека…

– Ну, всё-таки, не совсем ни за что, ни про что, но это другое дело. Пока что, Дарья Андреевна, можно сидеть спокойно. А там посмотрим.

– Вот, сколько лет всё смотрим-смотрим, и ничего не видать, – мрачно констатировал Еремей Павлович. – А теперь неизвестно, куда и смотреть. Вот, ты говоришь, образованные. А кто царя сместил? Кто царя сместил, спрашиваю?

Валерий Михайлович собирался, было, что-то ответить, но опасную тему прервал какой-то малыш, с перепуганным видом вбежавший в комнату.

– Дяденька, ай, дяденька, там у тебя в сумке что-то пищит!

Валерий Михайлович вскочил и побежал к своим вьюкам.

– Образованные, – ещё раз мрачно повторил Еремей Павлович, – а скажите мне, вот имя ваше запомнить трудно…

– Зовите меня Питером или Паркером.

– Ну, хорошо, скажем, Паркер. У вас в Америке коммунисты есть?

– Есть.

– А революции нету?

– Революции нету.

– И коммунисты по улицам ходят?

– Ходят. И даже газеты издают.

– Ну, вот. Тоже, значит, образованность. Как и у нас. Заместо того, чтобы вешать сразу, вы, вот, тоже образованность показываете. И будут потом и вам в Америке суставы выворачивать.

– Это, я думаю, затруднительно. Но может быть.

– Может быть? Будут. Не будете вешать – будут вам и в Америке суставы выворачивать… – На лице Еремея Павловича вздулись свирепые желваки… – Тут нужно вешать сразу, ах, ты – коммунист, раз – и на виселицу. Рррраз! Сколько они людей перебили и перепортили!

Еремей Павлович протянул вперёд свою мощную длань и сжал её в кулак так, что мистер Бислей слегка отшатнулся назад.

– Что ж это вы, папаша, – вмешалась в спор доселе молчавшая Дуня, – такие страхи говорите!

Потапыч сидел молча, углубившись в водку и поросёнка, и делал вид, что всё это его не касается.

– Что ж, – продолжала Дуня, – так и моего Потапыча на виселицу, что ли?

– Твоего Потапыча нужно было пороть. Снять штаны и выпороть -не лезь, ежели ты дурак. – Потапыч ещё больше углубился в водку и поросёнка. – Однако, кто ж его тогда знал? А потом, куда было податься? Потапыча твоего и выпороть довольно было. А у вас, в Америке, – Еремей Павлович снова угрожающе посмотрел на м-ра Бислея, – что это у вас делается?

– У нас демократия, – слабым голосом сказал м-р. Бислей.