Две столицы

— Двух. Приехал с царицей Варлаам — архиепископ Грузинский и Давит V — Патриарх-Католикос армянский. Ох и ругается вице-канцлер Кочубей. Прямо слюной брызжет. Хорошо хоть матушка за тебя заступилась. Сказала: раз Пётр привёз их, то есть у него задумка. Пошли. Я тоже послушаю. Интересно, какая может быть задумка — эту мегеру грузинскую в Москву притащить.

Пока шли, налетел холодный ветер и стал развевать полы плаща Константина, так и норовившие опутать ему голову. А ещё этот же ветер прошёлся по загаженному двору Кремля. Десяток тысяч людей за один день превратили святыню в помойку. Бумажки, огрызки яблок, тряпочки цветные. Грустное зрелище. Так уже и стук молотков. Сотен молотков. Плотники и солдаты разбирали трибуны и амфитеатра, кончился праздник.

— Грустное зрелище, Константин Павлович, не находите? — поправил на нём плащ Брехт.

— А? А, да. Нажился кое-кто.

— Народу нужны праздники.

— Александр так же говорит.

Они по Красному крыльцу вошли в Грановитую палату. Члены царской семьи и несколько приближённых чиновников сидели в углу и трепались на французском. В центре внимания как раз и была, вторая дочь Павла, Елена. Муж, лопоухий пацан, сидел в глубоком кресле и дремал кажется. Елена что-то возбуждённо рассказывала матери — Марии Фёдоровне. Вошедших заметили. Чего бы не заметить? Деревянные каблуки сапог, подбитые железными подковками, громко цокали по полу, отдаваясь эхом по большому пустому помещению. Всю мебель уже вынесли, приготовив место для танцев.

— Костик, ну, где же ты пропал? — погрозила ему веером Елена Прекрасная.

Брехт подошёл, щёлкнул каблуками, поклонился.

— Ваше императорское Величество. Явился на расправу.

— Сашенька, ангел наш, повинную голову и меч не сечёт, — вступилась за него Мария Фёдоровна.

— Повинную ли? — Александр встал и похлопал по плечу Елену.

Стоп. Она через пару лет умрёт от туберкулёза, а сейчас симптомы есть? Да, сто процентов. Вон одно плечо ниже другого. Вон блеск в глазах. Вон бледность кожи. А ещё испарина на лбу.

— Ваше Императорское Величество, а могу я задать вашей сестре несколько не совсем скромных, но очень важных для неё вопросов.

— Пётр Христианович? — подскочила мать готовая защитить свою дочь.

— Мария Фёдоровна, это касается здоровья Её высочества. Да и всех вас тоже.

— Князь! Объяснитесь! — Нахмурился Александр. Желваки заходили.

— Мне нужно задать Елене Павловне сначала несколько вопросов. Медицинских.

— Разве вы эскулап? У вас какое образование, Пётр Христианович? — встал рядом с братом и Константин.

Надо, Федя, надо, подбодрил себя, струхнувший от такого напора, Брехт.

— Домашнее. Это сейчас не важно. Так я могу задать вопросы?

— Ну вы и настойчивы, князь. Задавайте.

— Давайте присядем, — Брехт угрюмо оглядел семейство и вскочивших царедворцев.

— Присаживайтесь, месье, — Александр плюхнулся в своё полукресло.

— Слушаем вас, Пётр Христианович, — разрядила наступившую за этим тишину Мария Фёдоровна.

— Елена Павловна, слабость, усталость, быстрая утомляемость — что-то из этого вам знакомо?

— Знаете, после рождения ребёнка я, и правда, стала быстро уставать и, точно, пройду немного и слабость в ногах.

— Пётр! Пётр Христианович? — подскочила императрица.

— Повышенная потливость. Особенно ночью? — забил следующий гвоздь Брехт.

— Я! Я! Она часто просыпаться в пот, — оказывается, этот подросток не спит. Принц, блин. И эти хороши: выдали девочку больную в пятнадцать лет замуж и в шестнадцать она уже родила.

— Князь? — встал снова Александр.

— Прошу всех сесть, — повысил голос Пётр Христианович. Сели. Испугались.

— Потеря веса. Да, можете не отвечать, по вам видно, Елена Павловна. Честно ответьте про кашель. Бывает?

— Чахотка! — взвизгнула Мария Фёдоровна и бросилась к дочери.

Глава 8

Событие девятнадцатое

…Ясновидцев — впрочем, как и очевидцев —
Во все века сжигали на кострах.

Владимир Высоцкий

Все же знают, что Ленин сделал, как только большевики пришли к власти?

Нет? Только сейчас всякие противники большевиков и прочие русофобы закричат, что начал экспроприировать и расстреливать. Садист. Не, не с этого начал, хотя не очень и жалко тех товарищей, у которых бриллианты отняли. Ладно. С другого начал. Он электрифицировал страну. А зачем он это сделал? Правильно, чтобы было куда включать электрошокеры. Которые садисты обозвали «лампочками Ильича». А зачем электрошокеры? Лечить страну от тысячелетнего летаргического сна.

К чему это? А к тому, что Брехт решил тот же способ использовать. Электрифицировать страну? Тьфу. Шоковую терапию применить.

— Чахотка! — взвизгнула Мария Фёдоровна и бросилась к дочери.

Бросились и все остальные.

— Стоять! Бояться! — гаркнул на всю Грановитую палату Пётр Христианович.

Романовы, и прочие Гогенцоллнеры, вскочили; кто ещё сидел, а кто был на пути к Елене Прекрасной, остановились, и только Мария Фёдоровна пренебрегла криком и, обняв дочь, залилась слезами.