Две столицы

— Чьи же это? — спросила Екатерина и потянулась к табакерке.

Храповицкий опять сделал полупоклон и ловким движением руки вынул две бумаги из красной сафьяновой папки с тиснёной надписью: «К всеподданнейшему докладу».

— Первая — продолжал он, — От камердинера Петра Ивановича. Ходатайствует о допущении его к проживанию совместно с Паниным в Петропавловской крепости.

— Как? — спросила императрица удивлённо — Он хочет добровольно сидеть в тюрьме?

Храповицкий развёл руками:

— Да, всеподданнейше ходатайствует об этом. Хочет разделить участь хозяина

Екатерина задумалась, потом спросила:

— А Панин все молчит?

— Оба брата молчат — тяжело вздохнул секретарь

— Дозволяю Суворову применить пытки — императрица отбросила прочь перо, откинулась в кресле — Мы должны дознаться о планах ребеленов. От Орлова нет вестей?

— Никак нет-с. Так что ответить на ходатайство?

— Я первый раз сталкиваюсь с таким случаем — пожала плечами Екатерина — Стало быть, эти люди действительно заговорщики, раз собрали вокруг себя таковых фанатиков. Ну что же, кто желает сидеть в крепости — пускай сидит…

— Вторая, же челобитная от вашего лейб-медика Роджерса

— И чего хочет Иван Самойлович? — проворчала императрица — Мог бы и сам ходатайствовать. Недале как вчера виделись.

— Джон Самуилович просит официально дозволить ему опыты над оспой. Потребны ему десять здоровых отроков из крепостных на то. Будет испытывать на них болезнь и лекарство.

— Что-то слышала об сем — Екатерина задумалась — Кажется, он состоит в переписке с изгнанным доктором Максимовым?

— Так точно-с! — качнул париком Храповицкий — Господин Максимов примкнул к ребеленам и проводил опыты на людях маркиза. Похоже найдена метода победить оспу.

— Вот никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь — вздохнула императрица — Дело зело полезное, опыты дозволяю. Ивану Самойловичу выделить из казны на них сто рублей, а також крепостных сколько потребно.

— Исполню-с! — секретарь пометил себе в бумагах

— И вот что еще — Екатерина встала, прошлась по кабинету — Проверь, заготовлен ли указ Сенату о разрыве нами политических отношений с Францией…

— Заготовлен — тут же ответил Храповицкий — Но некоторые сенаторы — секретарь понизил голос — В сомнениях. Стоит ли так сурово с французами? Они ведь могут туркам военную помощь подать

— И так подают немеряно — отмахнулась императрица — Кто прошлым месяцем субсидию в триста тысяч ливров пашам выделил? Разрыв с Лувром — это не для французов послание, а для моего разлюбезного Фридриха.

Неожиданно внизу послышалось тяжёлое дыхание. Обрюзгшая, жирная, старая чёрная левретка, сопя и тяжело переваливаясь на кривых ногах, подошла к Екатерине и взглянула на статс-секретаря умными слезящимися глазами.

Императрица посмотрела на неё, покачала головой, как бы сочувствуя её старости, вернулась за стол, вынула лист бумаги, лежавший под газетами.

— Вот еще что. Стало мне ведомо, что библиотекарь князя Трубецкого, Фёдор Васильевич Кречетов, изрыгал поносные речи против престола и дворянского сословия и восхвалял Пугача. Я велю заточить его в крепость, бить кнутом, вырвать ноздри.

Статс-секретарь замялся:

— Князь очень просил за старого дурака, матушка! Молил за учителя своего. Может ссылкой наказать Кречетова?

— Изволь исполнять что велю!

Храповицкий поклонился и, пятясь, вышел. Екатерина вздохнула, надела очки и снова принялась за документы.

*****

Отравили меня прямо на Пасху. Случилось это в деревне Павлово, что на полпути между Нижним и Муромом. Отстояв службу в сельском храме и сделав крупное пожертвование прямо в руки пожилого священника, я сел разговляться с простыми казаками из 1-й сотни яицкого полка. Выпили вина из запасов, съели жареных глухарей с брусникой. Попели песен. «Вихри враждебные» и «Прощание славянки» очень широко разошлись в войсках — теперь пронзительные слова можно было слышать и на вечернем привале и прямо во время похода. Княжна Агата смогла на клавесине подобрать ноты к песням и я всерьез задумался над созданием полковых оркестров. Только вот где было для них взять инструменты, да музыкантов?

Ночью у меня поднялся жар, началась рвота. Свита засуетилась, позвали Максимова. Заспанный доктор явился с бледной дочкой.

— Ой, боженьки! — Маша вытерла испарину на моем лбу — Уже двух казаков рвет

— Лечите царя скорее! — заволновался Перфильев

— Отравили ироды! — Подуров схватил за грудки Никитина — Куда смотрел?!

— Оставь его — я еще смог поднять руку и взять генерала за локоть — Ищите, кто вино подавал, да перепелов готовил

Свита бросилась вон из избы старосты, а Максимов достал активированный уголь.

— Как знал, запас сделал.

Дальше началось мучительно лечение. Меня рвало, Маша давала уголь. К утру я так изнемог, что еле моргал.

— Дело худое — с рассветом в избу пришел Перфильев и Никитин — Сбег один из поваров сотни, что вас кормил. Я повелел во все стороны облаву устроить