Две столицы

А мне приходилось контролировать ситуацию, опираясь в основном на письменные рапорты и донесения. Картина происходящего выглядела так. Все боеспособные полки выдвинулись пешим порядков в строну Мурома сильно растянувшись по почтовому тракту. Большая часть конницы была в авангарде. В Павлово остался полк Крылова, моим указом получивший название «Муромский» и пять сотен казаков. Вокруг Павлово табором стояли шесть тысяч крестьян, половина которых годилась в строй и проходила сейчас обучение. Вторая половина участвовала в сооружении укреплений вокруг Павлово и вдоль Владимирского тракта. Укрепления старательно маскировали, укрывали срезанным дерном и даже высаживали обратно заранее обкопанные кусты.

Кроме того, в срочном порядке, сквозь густые чащи Муромских лесов прорубались просеки временно увеличивающие пропускную способность тракта, а через речки строились дополнительные мосты исключающие возникновение узких мест. Ибо я помнил и чтил святую заповедь: «Дилетанты изучают тактику, любители стратегию, профессионалы логистику».

Но не только логистикой мы будем побеждать Орлова. Как говорил Сунь-цзы: «Убивает противника ярость». А ярости моим солдатам теперь не занимать, после того как к берегу Оки у Павлово пристал «Корабль мертвецов». Его появление вызвало у Новикова бешеный приступ творческой активности и он, простым русским языком, наваял такие проникновенные тексты, что от прослушивания их хотелось бежать и рвать солдат Орлова голыми руками. Тексты эти тотчас же были размножены и разосланы в войска, зачитывались в церквях. Я повелел срубить в Павлово отдельный храм на месте захоронения варварски убитых Орловым солдат и назвать его Церковью сорока девяти мучеников Муромских.

Новиков с Радищевым появились у меня в лагере вместе с Шешковским и его подчиненными. Тайники, обеспокоенные покушением, сразу занялись допросами и негласными обысками у польских офицеров. А журналист и юрист пожаловали к одру больного с проектом первой российской конституции.

Положа руку на сердце, это был стыд и позор. Изобилие выспренних общих слов, вводящих читающего в состояние транса и минимум конкретики. Я разумеется, раскритиковал их творчество и даже наверно немного обидел при этом. Но тут же похвалил за правильный ход мыслей и пообещал, что как только здоровье позволит, сам попытаюсь составить правильный текст.

Первого мая, с утра, прямо во время работы над проектом конституции, Почиталин передал мне послание от Баташова. Давно я не получал вестей от купца. И даже начал нехорошо думать про него. Но как оказалось зря. Я пробежал глазами список привезенного на продажу. Очень меня порадовал большой груз шанцевого и плотницкого инструмента. После чего я зажег керосиновую лампу и стал нагревать бумагу горячим воздухом светильника. Между строк чернильного текста стали проступать коричневые линии тайнописи.

Через некоторое время я уже читал текст совершенно другого характера. Баташов оповещал меня, что в барках с инструментом в междудонном пространстве спрятано три сотни ружей с нарезными стволами. Что его сопровождает соглядатай от Орлова — капитан Измайловского полка Михаил Олсуфьев который следит за его действиями и по дороге в Павлово руководил высадкой на берег разведывательных команд егерей. Иные вести предлагалось сообщить устно за недостатком места на бумаге.

Я тут же вызвал Шешковского и передал ему письмо. Степан Иванович письмо прочел и поспешил приводить в действие давно подготовленный сценарий дезинформирования противника. Так что Орлов узнает очень много тщательно подготовленных, ложных подробностей, ибо как говорил тот же Сунь-цзы: «Война — это путь обмана».

*****

Вдоль обоих берегов Оки у города Мурома расположились лагеря армии Екатерины. Кроме гвардии, пришедшей с Орловым, свои палатки поставили солдаты Псковского, Шлиссельбургского, Томского пехотного полка и усиленный батальон Черниговского пехотного полка. Кроме того к армии присоединилось полторы тысячи дворянской кавалерии сведенной в легкоконный полк. И вся эта масса народу каждый день ожидала приказа на выступление.

Слухи да разговоры промеж солдат ходили разные и не всегда начальству угодные. Грамотные читали тайком подметные письма Пугачева к солдатам русской армии или рифмованные скабрезные вирши про Екатерину с похабными картинками во весь лист. Но, то дело было опасное, кого с такими листами хватали, вешали без разговоров. Воинский дух не был высок, но армия была готова делать то, чему её всю жизнь учили — преодолевать тяготы и выполнять команды. А пока приказов не было, горели костры и булькала на кострах каша.