— А это? — залилась колокольчиками женщина. — Это я в репетирую роль Офелии. Смотрю некому нас представить, — указала подбородком Брехту за спину. Пётр Христианович встал, посмотрел на заснувшего банкира бывшего и щёлкнул каблуками:
— Пётр Христианович фон Витгенштейн — Дербентский. Хан Дербентского ханства. И самодур страшный. Деспот восточный.
— Я слышала о вас князь. Меня зовут Прасковья Ивановна урождённая графиня Салтыкова. Железоделательный завод находится в селении Райвола. Он в собственности моей матери Дарьи Петровны. А что там вас заинтересовало князь. Оружия завод не производит. Весь металл продаётся в Англию.
— Хочу посмотреть, как производится железо. Небольшую фабрику хочу открыть по … переработке железа. Кузнечное производство. Хотелось бы посмотреть в живую как это делается.
— А поехали! При одном условии, вы для меня стихотворение напишите, не хуже чем ваше «Я помню чудное мгновение». Весь Петербург его друг у друга переписывает. Божественная вещь.
Не хуже?! А что такие есть?
— Для чего вам, Прасковья Ивановна?
— Люблю я в домашних представлениях участвовать. По моей просьбе Карамзин Николай Михайлович сочинил водевиль «Только для Марфина». Это имение наше под Москвой, там у нас тоже театр свой был.
— Я не Карамзин, конечно. Куда мне. Солдафон и деспот … Прасковья Ивановна, а басня не подойдёт? Вы её сможете с выражением в лицах прочесть публике.
— Ура! Здорово! Обязательно басню, Пётр Христианович! Подождите меня, я быстро соберусь. Погода наладилась. В удовольствие будет прокатиться.
Чего одного Пушкина грабить и по Крылову нужно пройтись. Не для себя же. Для дела.
Глава 22
Событие пятьдесят восьмое
Прасковья Ивановна — странная тётка. В экипаже сначала чирикала про свои спектакли и хвасталась, что даже на сцене Эрмитажного театра выступала, а потом вдруг замолчала и через секунду уже похрапывала, в прямом смысле этого слова. Не как шоферюга пьяный, но вполне ощутимо с присвистом. Не в этом странность. Она сказала Брехту, что ехать до завода в этой Райволе не далеко. А они ехали уже часа два, и конца этому путешествию видно не было. Ехали среди леса. Если примерно со скоростью десять — пятнадцать километров в час четвёрка лошадей мчит, то уже чуть не тридцать километров отмахали.
Деревня с заводом на берегу реки показалось неожиданно, только по лесу ехали и вдруг бах, и всё в чёрном дыму, звоне молотов и уханье паровика.
— О, я же говорила, что близко тут, уже и доехали, — пробудилась Метляева.
Ну, теперь понятно, если всю дорогу спать, то и правда быстро и близко.
Нда, это не современный завод с высокими цехами и огромными окнами. Это пипец, если, одним словом. Землянка большая. Над землёй только несколько рядов кирпича, а потом сразу крыша. Сейчас почти все здание такие. Так и стен почти нет, всё под самую крышу, за редкими перерывами засыпано шлаком. Утеплились. Отапливать кроме дров нечем, а они дороги. В дальнем углу завода дымили две домницы. Именно не домны, а домницы. Руда болотная и железо получали прямым способом, без выработки чугуна. А что, хорошо, ни мартены не нужны, ни пудлингование даже. Железо, правда, низкосортное получается, всё шлаками засорено. Именно этим, то есть удалением шлака из криц и занималась английская паровая машина, присобаченная сложной ременной передачей к молоту.
Брехт, прикинув время и добавив два с лишним часа на обратную дорогу, не стал откладывать поиски будущего паровозостроителя. Около паровика, свистящего паром и чихающего дымом крутился невысокий паренёк с кудлатой бородкой, к нему Брехт и подошёл с вопросом.
— Эй, парень, не знаешь, как мне Ефима Черепанова найти?
Товарищ бросил тянуть за цепочку непонятную и уставился в небо. Соображал, должно быть, где этого Черепанова найти.
— А зачем он нужон, Вашество.
— Нужон и нужон. Где найти?
— Туточки. — И опять за свою цепочку тянуть принялся. Чего делает? Это что такая регулировка мощности?
Бах. Бах. Заработал рядом молот. Искры посыпались, жаром пахнуло от красных криц. Брехт огляделся. Черепанову двадцать с чем-то сейчас. Примерно одного возраста с этим кудлатым дроздобородом. Разве вон тот помощник молотобойца, что крицы ворочает.
— Тот, что ли? — Брехт подёргал Брехт паренька за рукав, указывая на молотобойца.
— Я — Ефим Черепанов.
— Это хорошо. Слушай, Ефим, мне переговорить с тобой нужно. Ты не можешь, кому другому это дёргание доверить? — кричать приходилось, всё стучит пыхтит и ухает.
— Не, сейчас ковка идёт. Через полчаса освобожусь.