Две стороны неба

— Знаю, знаю, что не щенок, — вкрадчиво заговорил Скотина Жорж. — Какой же ты щенок, если это… так ловко палишь по дверям ни в чем не повинных людей? Разве это справедливо, Одноухий? — воззвал он к Майклу, который потихоньку продвигался за спину Роберта. — Из-за какой-то суки убивать это… как его?… чело…

Он не успел договорить, потому что Роберт резко взмахнул кастетом. Он бил наверняка, прямо в слюнявые губы. Но в это время получил удар по затылку.

3

Потолок опрокинулся над ним светло-зеленым куполом, незаметно переходящим в более темную зелень стен.

«Правильно было бы сделать здесь все фиолетовым», — вяло подумал Роберт.

Помнится, когда-то давным-давно символику цвета разъяснял ему обучающий автомат. «В витражах древних соборов, — говорил он вкрадчивым голосом, — синий — цвет девы Марии, богородицы, зеленый — цвет сатаны, падшего ангела», — и показывал соответствующие картины.

Ну а фиолетовый… Фиолетовый — цвет мучеников, а кто из попавших в медцентр не был мучеником? Правда, ему пока повезло: он не допился до белой горячки, не свихнулся, не превратился в отпетого наркомана. Пока… Он получил всего лишь заурядный удар по голове, последствия которого киберы ликвидируют в два счета. Сегодня же, в крайнем случае, завтра, он встанет на ноги и освободит эту палату для другого. Для той же Лиз, например. Или для Ричарда Леннокса.

«Будем надеяться, — Роберт мстительно усмехнулся, — что Скотине Жоржу вскоре не поможет даже реанимационный комплекс».

Хотя бил Майкл, ответить придется Скотине. Что такое Майкл? Просто орудие — и на него у Роберта зла не было. Глупо ведь обижаться на палку или нож!

Он попытался повернуть голову, охнул от боли, и тут же металлический голос из выпуклого блестящего глаза в центре купола предостерегающе прогремел:

— Не двигаться! Лежать спокойно!

«Что за чудо-автоматы! — восхитился Роберт, замерев в неудобной позе. — Как бы мы без вас жили? Спасибо, киберврачи, спасибо, регенераторы воздуха, синтезаторы пищи, энергоприемники и прочая, и прочая, и прочая. И в конце концов, действительно, спасибо старику Питерсу, если только О’Рэйли не приврал для красного словца. Гады, так и не дали дослушать до конца и вообще — испортили день рождения!»

Роберт закрыл глаза, размышляя о превратностях судьбы, и, вероятно, незаметно задремал, потому что, когда он их открыл, возле кровати сидел Паркинсон. Нечасто удавалось увидеть такое чудо — совершенно трезвого Паркинсона. Да еще и тщательно выбритого. Роберт недоверчиво повел носом, и изумление его достигло апогея — от Паркинсона явно веяло одеколоном!

— Привет, сынок, — почему-то шепотом сказал Паркинсон, наклоняясь к кровати.

— Угу! — ответил Роберт, не удержавшись от улыбки.

— Тебе не больно улыбаться? — забеспокоился Паркинсон, ероша свои длинные волосы.

— Что ты, Паркинсон! Я уже очухался… Чем кончилось отпевание?

Паркинсон пожал плечами:

— Да ничем. Софи выскочила за тобой, а потом и мы.

— О! — сказал Роберт. — Кто — «мы»?

— Ну, я, Юджин… Юджин стал трясти Каталинского, тот его обругал… В общем, Юджин поучил его немного…

— А Скотина?

— Что — «Скотина»? — Паркинсон как-то странно посмотрел на Роберта. — Скотины там уже не было. И Майкла.

«Удрал, гад! Ну ничего, никуда он отсюда не денется».

Паркинсон молчал и нерешительно водил пальцами по худым выбритым щекам. Сейчас он выглядел моложе своих пятидесяти трех. Да убрать бы мешки под глазами…

Паркинсон не строил никаких иллюзий относительно лучшего будущего и принимал жизнь такой, как есть. «В свое время мне не хватило смелости пустить пулю в лоб. Наверное, потому, что я слишком любил Джейн, — как-то сказал ему Паркинсон. — А теперь нужно сидеть и не рыпаться». О своем прошлом он никогда не говорил, а Роберт никогда не спрашивал. Ведь каждый имеет право носить свое прошлое в себе.

— Паркинсон, а чего ты такой? — не выдержал Роберт.

— Какой? — притворно удивился Паркинсон.

— Весь наодеколоненный!

Паркинсон хмыкнул. Роберт видел, что он колеблется.

— Ну! — нетерпеливо потребовал Роберт.

— Если ты слушал О’Рэйли, а не спал, — решился наконец Паркинсон, — и не отвлекался на Софи, то, наверное, помнишь, что О’Рэйли весьма высокопарно разглагольствовал об Иосифе Флавии… — Паркинсон замолчал и выжидающе посмотрел на Роберта.

— О! — еще раз сказал Роберт. — Ты решил подхватить факел, который неумолимая смерть вырвала из слабых рук Питерса?

— Вот-вот! — подтвердил Паркинсон.

— Поздравляю! — Роберт усмехнулся. — Великое повествование, столь же правдивое, сколь и поучительное, о возне крыс в груде отбросов.

— Больному нужен покой, — вкрадчиво зашелестело под куполом.

— Ну, пока, — Паркинсон поднялся. — Выздоравливай, сынок.

— Постараюсь. А Скотина свое еще получит!

— Аут бене, аут нихиль, — загадочно произнес Паркинсон и скрылся за дверью.

— Спать… спать… спать… — замурлыкал голос.

Над головой Роберта что-то негромко хлопнуло, и он очутился в белом пушистом облаке. Глаза его закрылись.