Две стороны одной медали

Таня сильно расстроилась. Я проводил ее до номера, успокаивал, обнимал и уложил спать, а сам сел рядом и нечаянно задремал. Когда я проснулся, Таня спала под одеялом, а я полусидя поверх покрывала. И пока она спала, я смотрел на нее и думал. А что, собственно, за глупые запреты у меня? Почему нет? Кто сказал, что это неправильно? И не влюблен ли я на самом деле в Таню? Нам так хорошо вместе, нам всегда есть о чем говорить и молчать, мы всегда круто проводим время вместе. Мы знаем друг друга. Она красивая, умная, обаятельная, добрая, милая. Да я просто не могу представить себя без нее! И пока я думал, то понял, что и правда испытываю куда большие чувства, чем сам себе признавался. Что делать? И надо ли что-то делать или, может быть, пусть все будет, как будет?

Из Шанхая мы отправились в Японию на Fantasy Show. Мы поехали туда в статусе пары на льду и именно там стали парой в жизни. Позже, разговаривая с Таней, я узнал, что всегда нравился ей как человек, как мужчина. Но поначалу это не было влюбленностью, так же как и она для меня, я для нее был другом и партнером. Постепенно все изменилось. Когда? Она и сама не знала.

Наши отношения мы не афишировали. Мы просто решили не говорить прессе на личные темы – вопрос о фигурном катании? Нет? Тогда следующий вопрос. Наверно, нам просто нравилась эта интрига. Мы были счастливы и не хотели этим делиться ни с кем.

При этом проблемы со здоровьем надо было как-то решать – приближалось время ежегодной поездки в Америку на постановку программы. После чемпионата мира нас отправили лечиться на Алтай. Мы всегда хорошо общались с Юрием Дмитриевичем Нагорных, на тот момент замминистра спорта. Он сыграл огромную роль в нашей карьере с Таней, всегда был другом нашей пары, помогал нам находить средства для сборов, для постановок программ, для работы со специалистами. У нас была традиция встречаться на нейтральной территории и пить вместе чай, делиться ожиданиями. И вот, узнав, что нам ничего не помогло, он посоветовал отправиться на Алтай: мараловые ванны, процедуры, массажи. Мы поехали.

Нас отвезли в глухую деревню на базу отдыха, где мы были чуть ли не единственные постояльцы. Большое спасибо персоналу, приняли как своих: лечили, возили на экскурсии, показывали окрестности. На горных реках тронулся лед, уже кони пасутся, барашки. Буквально 200 метров поднимаешься – лежит снег, еще выше – там вообще зима. Спускаешься – опять весна. Нам был предоставлен целый сруб, 2-этажный, с камином, пахло вкусно деревом, а за окном всегда сидела сова. Но вот после лечения все оказалось еще хуже. Мышечный каркас был полностью расслаблен, нас как бы обнулили, и организм перестал прикрывать проблемные зоны.

Мы пришли к Нине Михайловне и Нагорных – что делать? Нам же ехать в Америку, к Коле Морозову, а мы ничего не можем. Отправились так.

Морозов, увидев меня, сказал, что ничего не удастся со мной ставить, потому что я не могу кататься. Мне ничего не помогало. Я отчаялся – впереди было столько планов, все так хорошо шло, а собственное тело меня подводит!

Нам снова помогла Рина, которая до этого нашла клинику для меня и Тани, и вот она рассказала нам, что на Манхэттене есть один врач Хорхе – слепой, при этом лечит многих спортсменов и, что хорошо для нас, говорит по-русски. Я могу сказать точно: в нашей с Таней олимпийской медали на Олимпиаде его заслуга – это половина. Не появись Хорхе в нашей жизни, в тот год мы, скорее всего, ушли бы из спорта – просто не смогли бы кататься из-за постоянной боли.

И вот мы приехали к Хорхе. Он спросил, что беспокоит, а сам нас прощупывает, и кажется, что все видит, будто в глаза смотрит. Нам с Таней немного не по себе, да и не верили мы, что именно он поможет, когда никто не смог. А Хорхе при этом утверждает, что сможет нас за 10 сеансов на ноги поставить. Меня точно, потому что у меня просто сильное воспаление мышцы, запущенное. С Таней сложнее ситуация, так как у нее хронический недуг тазобедренного сустава. Я только посмеялся над его прогнозами, но решил, что хуже уже не станет, и согласился.

В процессе лечения мы познакомились с Хорхе ближе. Отец у него был дипломатом, они жили на Кубе, и когда выяснилось, что у сына проблемы со зрением, он попросил назначения в Советский Союз. Врачи обещали помочь сыну, но обманули, оказалось, что у Хорхе неизлечимое заболевание, очень редкое, генетическое.

Хорхе с детства рос в Москве. Получил музыкальное образование, потом психологическое, женился и в 1990-х переехал в Испанию, где открыл свою практику. Но если у испанца есть проблема, он пьет вино или идет в церковь, а не к психологу. Кормить семью при этом было нужно. Хорхе начал думать, что может делать, будучи слепым, и начал изучать терапию разных мастеров, чтобы помогать людям.