— Нет. Ей было около двадцати пяти, когда я оказался у Шоу. Он рассказал моей матери «правду». Что я опасный мутант, и он излечивает таких, как мы, от недуга… Я думал, что с помощью своей силы могу справиться с любым человеком, который попытается причинить вред мне или моей семье. Я был слишком наивен и поплатился за свою глупость… — Чарльз прикрывает глаза, и во всем его облике скользит сожаление, горьким пеплом оседающее на языке. — У него был чертов шлем из необычного сплава, защищавший его от моей телепатии. К тому времени, когда я понял, что имею дело не с каким-то психованным охотником за головами, а с тем, кто стоит у руля, было уже поздно…
Двенадцать лет поисков и убийств, бесполезного сопротивления, отчаяния только потому, что, будучи подростком, Чарльз оказался слишком самонадеян.
— Я слишком много возомнил о себе, забыл об осторожности и поплатился за это…
Он делает судорожный глоток воды из стакана.
— Ты был подростком, а Шоу — взрослым сукином сыном, который не гнушался использовать любые средства ради достижения своих целей. Я бы не стал возлагать вину на шестнадцатилетнего сопляка, не умеющего управлять своей силой.
— Но я умел, — Чарльз поднимает на него печальный взгляд и грустно улыбается, — но спасибо за поддержку, — он вздыхает тяжело и решает продолжить: — Ты прав, Шоу не смущали насилие и шантаж. У него было не так уж много времени. Эмма была на последнем издыхании. Церебро дышало на ладан, и его ученые в срочном порядке калибровали машину под нового подопытного. Я, как и ты, пытался сопротивляться, думал, что скорее умру, чем позволю Шоу использовать меня в своих планах.
— Он взял на мушку твою семью, не так ли?
— Как видишь, я еще жив. Шоу оказался хорошим психологом, не только врачом. Он знал, на что надавить, как манипулировать. Знал, что я попытаюсь сбежать и что у меня ничего не получится. Он ждал меня в доме, держа пистолет у виска моей плачущей матери. Мы жили… Моя семья была богата, матери в наследство достался большой дом, прислуга… Никого не осталось в живых. Он убил десять человек, и улыбался, держа на мушке мою мать.
— Я буду делать это снова, и снова, и снова, Чарльз. До тех пор, пока ты не усвоишь одну вещь. У тебя нет выбора, мой дорогой. Кровь этих людей уже на твоих руках. А ведь у каждого из них была семья, дети, может, даже внуки… — Шоу косится на старика-садовника, лежащего ничком в луже крови у дивана.
Мать не плачет, она только всхлипывает и невидяще смотрит куда-то мимо плеча Чарльза. По ее щекам стекает тушь, помада размазалась, и скулы идут красными пятнами.
Чарльз в ужасе смотрит на их гостиную. Белая мебель залита кровью, кровь на стенах, на торшере, течет по полу, подбираясь к его ботинкам. Он никогда не видел столько крови… И никогда в этом доме еще не было так тихо.
На Шоу шлем, и Чарльз слышит один единственный разум в особняке. Его матери. Он кричит, но его словно заело.
«Прости меня, Чарльз… Прости… Прости, Чарльз… Прости… Беги…»
— Не трогайте ее, прошу. Отпустите мою мать… Она ничего не сделала, — Чарльз не знает, что делать.
Сердце колотится где-то в горле. Он сбежал из-под стражи из психиатрической клиники, как только перестали действовать седативные препараты**, сдерживающие его телепатию. Добрался до дома, убедив таксиста, что он уже заплатил, хотя в кармане у него не было ни цента, а одет он был в больничную пижаму.
— О нет, Чарльз. Она сделала. Самый прекрасный подарок, который я только мог получить! Она привела тебя ко мне в клинику. Сама. Скажи: «Спасибо, мамочка»! — он смеется, тыча дулом пистолета ей в затылок.
Шерон начинает всхлипывать вслух, и Чарльз пытается успокоить ее разум, но сам слишком на взводе. Сила не слушается его.
— Я не стану помогать вам! Вы больны, доктор Шоу!
Он кричит это в сердцах, в отчаянии, чувствуя, как по лицу текут слезы.
— О нет, ты станешь. Твои работники были ценными членами общества, хорошими людьми, я полагаю, и приносили пользу твоей семье. Они были прекрасными представителями человеческого рода, но им пришлось умереть, Чарльз, потому что ты не мог сделать то, что тебя просят. Сидеть там, где тебе велели. А я всего лишь хочу, чтобы ты помог мне отыскать всех мутантов на этой маленькой планетке. Чтобы мы могли им помочь. Избавить их от этой болезни.
— Мутация не болезнь!
— Взрослым виднее, Чарли, — он цокает языком и качает головой, и Чарльз отстраненно думает о том, что Мойры нет в доме, и это хорошо. — Мы здесь не для того, чтобы обсуждать мутации. А для того, чтобы ты понял, мой мальчик. Что твой детский лепет никого не интересует в этой комнате.
Шоу прижимает дуло к виску Шерон, заставляя ее трястись от страха. Их взгляды с Чарльзом встречаются, и все, чего он хочет, — заставить мать забыть о происходящем здесь, сделать так, чтобы она не страдала, не боялась, не помнила…
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное