Две стороны одной монеты (СИ)

Она тихонько хихикает, и они уходят по коридору в другую комнату.

Эрик проваливается в кружащуюся пьянящую темноту. Ему кажется, что он летит меж звезд и галактик или каких-то космических туманностей… Мимо проносятся чужие миры, словно картинки с кинопленки. Чьи-то голоса то приближаются, то отдаляются, и ткань космоса похожа на лоскутное одеяло с дырами. Он скользит по ее швам, спотыкаясь и срывая кожу на ладонях, но боли нет. Поверхность под ним зеркальная, и Эрик видит свое отражение. Точнее, его часть, будто он — портрет, который истлел от времени.

Где-то смеется ребенок, Эрик отворачивается, теряя свою тень. Солнечный свет слепит глаза, хотя на самом деле здесь абсолютно темно и тихо, и кто-то стонет и скребет-скребет-скребет пальцами по стеклу, а может быть, дереву. Он всего лишь вышел за хлебом, а его так нещадно надули, ведь это не обещанный спектакль… Обида и ревность гложут его женское сердце, и он швыряет свои туфли в закрытую дверь и кричит на всю пустоту: «Убирайся!»

Мир кружится, будто детская карусель над кроваткой, и материнское лицо наклоняется к нему, что-то воркуя. Женщина не похожа на его мать, ведь он старик без прошлого и имени, умирающий в холодной подворотне. Жар разливается по телу, и Эрик устремляется прочь от этой предсмертной агонии…

Его рвут на части сотни чужих эмоций, голосов, жизней и смертей. Он не знает, как выбраться из этого бесконечного потока хаоса. И на ум приходит только одна, звенящая мысль: между злостью и умиротворением, Эрик…

Он ищет это чувство в череде безумства, творящегося в его горящем разуме. И вдруг выхватывает из темноты самого себя.

Ему двенадцать, и он хочет доказать врачам, что не псих.

«Не надо…»

Ему восемнадцать, и он сидит за кустарником в парке, желая помочь раненной девушке.

«Нельзя…»

Ему двадцать четыре, и он в адреналиновой агонии выпускает на свободу свою силу.

«Нет…»

Он стоит посреди серой тюремной камеры в подвале Вестчестера.

«Ты не один».

Перекошенная жизнь обретает неустойчивый баланс, когда на его стороне доски начинают появляться новые белые фигуры.

Он видит Мойру в дверном проеме в инвалидном кресле, но ее облик растворяется, оставляя перед Эриком настоящего Чарльза. Он тянет руку для рукопожатия… Эрик медлит, его разум будто застревает в пространственном киселе. Но он борется с этим странным полем изо всех сил, и, наконец, хватает Чарльза за руку. Тот выглядит ошарашенным, и Эрик изо всех сил тянет его на себя, прочь из кресла, от Шоу, стоящего за его спиной, из серого плена, из чужого тела, из собственного запертого разума…

Он садится на постели, делая такой резкий вдох, что у него перехватывает грудную клетку. Над ним склонился матерящийся Логан, а где-то за его спиной мелькает Роуг.

— Что… что происходит?

— Что? Ты нам скажи, тормоз! Весь дом вверх дном поднял своим магнетизмом. Я думал, у меня кровь из ушей польет фонтаном!

Хэнк и Алекс, ничего не понимая, сидят на своих кроватях.

— Что, продолжаем вечеринку? — Алекс пьяно бурчит под нос и заваливается обратно, видя, что на него никто не обращает внимания.

Взгляд Хэнка направлен в одну точку на полу, и Роуг толкает его назад в койку. Тот послушно падает лицом в подушку и отрубается.

— Я не… Я… — Эрик вскакивает с кровати, не зная, что делать.

Его слегка заносит, и мысли в голове путаются. Виски еще не выветрился, да и когда бы: прошло всего двадцать минут с тех пор, как он уснул.

Из коридора раздается стук каблуков и крик Шерон:

— Эрик! Ты можешь подойти?

— Он уже тащит свой магнитный зад, мэм.

Логан подталкивает его к выходу. Эрик задевает плечом косяк, но на этом его позорные ошибки координации, к счастью, заканчиваются. Может, потому что увиденное в соседней комнате действует лучше отрезвляющих пощечин.

Чарльз лежит на боку, закутанный по уши в одеяло, но взгляд его осмысленный и направлен прямо на Эрика, а губы растянуты в слегка безумной, но счастливой улыбке.

— Ты проснулся! — Эрик рад.

Прямо-таки в восторге! Это значит, что он не уничтожил мозг Чарльза в Церебро, и еще они что-то там хотели сделать для мира во всем мире. Ну, это потом, когда он протрезвеет.

— Да. Что-то вроде того. Ты в порядке? — Чарльз недоверчиво осматривает встрепанный вид Эрика и переводит взгляд на косматую бошку Логана за его спиной.

— Да у него все отлично. Он вылакал ваш коллекционный виски и замкнул всю электрику в доме, — Росомаха хлопает Эрика по плечу, но тут же жалеет, потому что колени у того предательски подгибаются, и он чуть не падает на ковер в комнате.

Шерон брезгливо морщится, девушки-работницы переглядываются, а Чарльз глупо хихикает.

— Я, да. Вообще, хорошо очень. Как помидор я… Огурец, то есть… Ох, голова… — Эрик держится за разламывающиеся от боли виски и надеется, что из его затылка исчезнет этот кошмарный звон.

— Идите спать. У вас еще будет время пообщаться, — Шерон выпроваживает мутантов из комнаты.

Эрик падает лицом в свою подушку уже второй раз за вечер.

— Не смей опять ничего выкинуть, гад ползучий! Я еще жить хочу.

Логан уходит, а в голове Эрика раздается знакомый голос.