Две стороны стекла

Блин! Здоровому-то рискованно ночью столько ехать, а ему в его состоянии и подавно. Он упадёт с коня посреди поля и замёрзнет или кровью истечёт, или волки его сожрут…

— Эварт? — позвал я его. — Ты слышишь меня?

— Что? — Он перевёл на меня глаза.

— Ты не можешь пока вернуться. Тебе придётся остаться здесь… Тебе надо подлечиться, остановить кровь, а потом я верну тебя… Я верну тебя, ты мне веришь? Эварт, ты слышишь меня?

Он молчал, словно думал с открытыми глазами, не моргая. А потом спросил негромко:

— А ты?

— Что — я? — я не понял его.

— Ты вернёшься? Вернёшься домой?

Я немного опешил и растерялся от этого вопроса, но потом ответил ему:

— Вообще-то я уже дома.

— Это твой дом? Это — Энион?

— Нет, это не Энион… — О, Боже, мне много придётся ему рассказать, если он останется здесь не на день и не на два.

— А это кто такие были? — Он дёрнул головой себе за спину. — Эти с цепью… с ножом…

— Это наши местные уроды… — Я не знал, как объяснить ему эту простую, казалось бы, вещь, как молодёжные неформальные группы. Какие слова найти? У них там такого не было, да и будет ли? Тот мир другой. Другой абсолютно.

Я вздохнул и спросил его про другое:

— Ты сможешь идти? Нам нельзя здесь оставаться.

— Я попробую.

Он оторвался от стены и чуть не упал, сделав первый шаг, я поддержал его, хотя и у самого ноги подкашивались. Да. Вот тебе и дом. Он встретил меня своими проблемами и заботами. Но я переживу их. Я многое уже пережил, справлюсь и с этим.

Мы вышли на улицу и прошли через калитку в заборе, как нормальные люди. Нам предстояло вернуться к остановке, откуда всё началось, к моему граффити-рисунку. Там осталась моя сумка и мой телефон. Меня угораздило положить его в рюкзак, а не в карман, иначе бы я унёс его с собой в тот зазеркальный мир, а потом бы мне пришлось закопать его вместе со своим студенческим и ручкой…

От остановки до дома было рукой подать.

Но дорога оказалась долгой для нас двоих, переживших сражение, длительную дорогу верхом, драку друг с другом, зеркальный переход и стычку со скинхедами. Мы шли медленно, помогая друг другу. Хорошо, что был уже тёмный вечер или даже ночь, прохожие встречались редко, и никто не видел нас в кольчугах и с мечами в ножнах. Я надеялся, что, даже если кто-то и обратит внимание, нас примут за ролевиков или косплееров.

Эварт всё время оглядывался по сторонам, рассматривал улицы, дома, проезжающие машины и фонари, и всё время твердил:

— Я сплю… я сплю… я сплю…

Мы добрались, и я, оставив Эварта на скамье остановки, пошёл искать свой рюкзак с телефоном и тетрадями. Телефон был в беззвучном режиме. И когда это я успел поставить его только на вибрацию? Может, ещё утром, на первой лекции? Это было так давно.

Сообщений накопилось уже штук двадцать. Я не стал их просматривать, я и так знал, от кого большинство из них. Я просто набрал номер из избранных контактов и позвал, когда услышал знакомый голос:

— Мама!

Эпилог.1

Острое лезвие бритвенного станка брило щетину и одновременно соскабливало пену. Я стоял перед зеркалом и всеми силами старался в него не смотреть, надолго задерживая взгляд, но не глядеть на себя, когда бреешься не особо-то получалось. Я не любил бриться, оттягивал этот неизбежный процесс всякий раз, но вчера я пообещал матери побриться сегодня. Так что пришлось.

Сегодня суббота, выходной, и я планировал посидеть над учебниками, готовясь к летней сессии. Курсовую я сдал, и мне дали допуск к сессии. Вот сдам её, а там и лето. А сейчас заканчивался май, и за окном цвела сирень. Чёрт! В такие моменты я готов был думать о чём угодно, лишь бы не о зеркалах и не о своём прошлом, связанном с ними.

Я старался, но всякий раз, когда брился, думал и думал об одном и том же. О них! О том мире! Об Эварте! Об отце!

Сколько месяцев уже прошло? Была осень, а сейчас лето на носу, а я всё живу и живу этим. И не отделаюсь, наверное, никогда.

И со вчерашнего дня, как вернулся из Универа, всё в груди какое-то беспокойство, предчувствие каких-то близких перемен. Блин! Я даже вчера невольно добрёл до того старого дома, я же, как Эварта отправил, так больше и не был там, хотя тянуло, как преступника на место преступления тянет. Всю зиму себя в руках держал, а вчера не смог, ноги сами собой понесли.

Я и опомнился только тогда, когда до пустыря дошёл. Нет больше этого дома. Разобрали его. Снесли за весну, наверное. Только строительный мусор, кирпич, извёстка остались, куски штукатурки, какие-то доски и шифер…

Я долго над ним стоял, будто со старым другом прощался. Всё! Больше нет мне хода туда. Да и зачем он мне, собственно, нужен? Для чего? Почему меня вообще туда потянуло вдруг? Жил всю зиму, справлялся как-то, а вчера вот…

Что-то подспудно погнало. Что именно? Что подтолкнуло?

Я только сейчас понял. Конечно!

Я вчера в троллейбусе ехал, мы разговаривали с Верой. Да, это, кстати, та девушка, которую я тогда граффити рисовал. Я всё-таки поздоровался с ней и познакомился, первым подошёл.