Я говорил это всё, а сам умом понимал, что даже в нашем мире — мире XXI века! — всё это нарушалось сплошь и рядом. И преступность, и аресты, и браки, и киднепинг не изжит. Всё гладко только на бумаге, в умах идеалистов. И война в нашем мире не остановлена, всё какие-то конфликты по всему миру, и наше оружие местному даст любую фору. Вакуумные бомбы, противопехотные мины, сверхзвуковые самолёты-невидимки, спутниковое слежение — что говорить! И я пытаюсь что-то доказать здесь, в этом мире? Здесь, где люди дают какое-то слово аристократа, слово чести, и стараются следовать ему! Да нашим политикам здесь есть чему поучиться.
И куда я лезу? Чего хочу доказать?
Но отец неожиданно понял меня, отвечая со вздохом:
— Я знаю, о чём ты… Я бывал в вашем… как это? — Он прищёлкнул пальцами, вспоминая слово. — Кино! С твоей матерью, да, мы ходили несколько раз… И в ваших театрах я был, она водила меня… Люди у вас другие… Непонятные, что ли… — Он вдруг хмыкнул и потёр пальцами переносицу. — Не бойся ты за этого Патрика, никто его не убьёт, конечно… Но и не отпустит домой.
— Почему?
— Принц Рикард попросил меня отправить его к нему, когда война начнётся.
— Зачем? Его убьют там?
— Да никто не собирается его убивать! Что ты всё об одном и том же заладил? Нет, конечно! Его не убьют, его отправят в свидетели…
Тут я обомлел и сглотнул. Как это? Вот это новость!
— В свидетели? — переспросил я сиплым незнакомым голосом. — То есть, он станет свидетелем?
— Он образованный малый, зря, что ли, его здесь учили? Вот пусть и учится дальше… Учиться, правда, придётся долго, зато ему откроются секреты и тайны, неведомые никому.
— А он сам этого хочет?
Отец мой усмехнулся, будто я спросил глупость.
— Кто же добровольно захочет в свидетели? Конечно же, нет! Ты знаешь, сколько у свидетелей клятв и обетов? Они служат всю жизнь до самой смерти. Они отрекаются от семьи и близких. Они не женятся и не заводят детей… Они — это другой мир! Зато это положение почётно и уважаемо, им открыты любые двери… Они знают о зеркалах всё!
— И могут ходить через них? Свободно могут делать это? — Меня, как всегда, интересовало одно, и слышал я опять только то, что мне было нужно.
Отец помолчал, наверное, тоже понял это, потом вздохнул и ответил неторопливо:
— Они учатся десять лет в закрытом храме Мирового Света где-то в горах, где — никто не знает… А потом их делят… Кто-то попадёт в охрану и никогда не будет заниматься тем, чем занимаются их главные… Если ты надумываешь уйти в свидетели только для того, чтобы вернуться домой, то это вряд ли у тебя получится… Верховными Лучами у них становятся только один из нескольких десятков… Вот они могут ходить через зеркала и имеют к ним доступ… Если даже тебе и повезёт, и ты попадёшь туда, после долгих лет учёбы и практики ты вернёшься в свой дом глубоким стариком… Ты этого хочешь? Подумай хорошенько.
Я долго молчал, переваривая то, что услышал, я до этого мало что знал про свидетелей, а теперь то, что узнал, рождало новые вопросы без ответов.
— Откуда вы знаете обо всём этом?
— Что-то пишут в книгах, до чего-то я додумался сам. Конечно, ни один свидетель никогда не расскажет тебе о прошлом… Когда ты сможешь читать, загляни в «Свет во тьме», там есть кое-что о свидетелях, немного, конечно, но тебя же в твоём Университете учили читать между строк? Ты заметишь много интересного для себя. Сделаешь выводы.
Я молчал. Вспоминались слова отца. «Клятвы и обеты… служат всю жизнь… отрекаются от близких… это — другой мир… почётно, уважаемо… им открыты все двери… они знают о зеркалах всё…» Мне вдруг за этими мыслями представилось старое лицо Отца Иллара — свидетеля из Нандора, вспомнились его вопросы, его подозрительность во взгляде. Патрик лет через сколько-нибудь станет таким же? Будет допрашивать и всех подозревать? И не по своей воле, а потому что так захотелось принцу Рикарду? Или моему отцу — графу Бернату?
Интересно, он сам-то знает, что ему уготовили такую участь? Как он сам к этому относится? Может, он и не против, а я тут накручиваю себя?
Я думал о Патрике, о его незавидной доле, но какой-то частью сознания всё возвращался и возвращался к новой информации о свидетелях. Откуда им всё известно о зеркалах? Откуда у них большие зеркала, если в этом мире их не умеют ещё делать? Бывали ли эти свидетели в нашем мире? Знают ли они хоть что-то о нём? Так редки ли эти переходы между мирами?
Какое странное положение у них — Верховные Лучи. Наверное, здесь это что-то сродни нашим магистрам орденов. Мне представлялись дряхлые трясущиеся старики… Что за глупости лезут в голову?!
Я понял, что устал от переизбытка информации. В затылке поселилась боль, и глаза уже болели от света свечей. Я поднялся и заговорил:
— У меня заболела голова, я пойду к себе. Спокойной ночи.
Отец только кивнул на мои слова, продолжая глядеть на пламя горящей свечи, и не сказал мне ни слова.
Глава 13