В машине Макса работал кондиционер, бутылка с водой в дорожной сумке-холодильнике, в термосе – кофе. Так можно жить. И странно, появление Макса не сильно её удивило, не вызвало особенных проявлений чувств. И Люся поняла, как она устала за эти несколько дней, и физически, и морально. И правда, на черта ей это? Что она кому хочет доказать? Себе? Ну да, и уже не отступится. Она прикрыла глаза и задремала, размякнув в комфорте.
Красивая, милая, дорогая сердцу и душе Максима, девочка. Запылённая, ручки без маникюра, пальчики длинные, дурацкий платочек. И всё равно, Люда Градова, его наваждение и отрада. А вкус того поцелуя… Вот бы …
Он чуть не цапанул обочину. Девушка встрепенулась.
– Долго ещё? Бардак и махновщина, какая-то. А ты как здесь? Спустился из космоса на грешную землю?
– Как раз, наоборот. Нам на новый космодром нужна современная ж/д ветка. Вот и приходится сотрудничать с вашей епархией- анархией. Наверное, придётся менять подрядчика, не успевают они за нами. Может, ты порядок наведёшь? Как живёшь, девочка? – Вопрос прозвучал неожиданно.
– Я? – Люся подняла удивлённые глаза. – А ты? Справляешься с ролью отца?
Она знала, что Макс и Лариска поженились, что у них растёт сын, что Ларка сидит дома, при наличии няни, и ведёт богемный образ жизни, тратя хорошие заработки мужа на всякую шелуху. А он работает, днём и ночью, в Москве бывает редко. Ритка была уверена, что любви там никакой нет, и что Макс – тряпка, а не мужик, но очень умный. Ну а ей, Люське-то, какое дело?
– Да нет, конечно. Если бы сидел в офисе, в городе, толку от меня было бы больше. А так, только скучаю.
– И по жене? Она же могла жить с тобой здесь, как жёны военных. Тем более, пока ребёнок ещё маленький.
– Именно потому, что он малыш, она и не хочет. И хватит об этом. – Довольно жёстко закончил молодой папаша.
Люська надулась, отвернулась. Да ради бога, хватит так хватит.
– Ты не ответила, как ты?
– Не ответила, значит не посчитала нужным. – Жирная точка поставлена.
Весь оставшийся день она согласовывала, решала, находила выход, успокаивала, даже орала. В школу, где поселили стройотрядовцев, доплелась почти в полночь. А в шесть надо быть уже на объекте. Темнота и тишина в помещении удивили. Спят, что ли? Но в комнате девочек никого не было, и у пацанов тоже. Она, что, одна? А кураторы? Стало жутковато, в пустых помещениях от её шагов расползалось гулкое эхо. Ну что ж, одна так одна. Сначала в душ. И уже там она услышала скрип двери и шарканье обуви. Быстро одевшись, потихоньку выглянула. В проёме двери стоял богатырь, в джинсах и майке-боксёрке, выпуклые мышцы, крепкая шея, косая сажень в плечах. Конечно, она сразу узнала Алёшкина.
– Ничего не понимаю, где люди? – Сам у себя спросил он. – Люся? Спит, наверное, уже. – И прошёл в комнату.
Она растерялась. Прямо, как в сказке: налево пойдёшь, кровать найдёшь, направо – разборки начнёшь, а прямо – на выход попрёшь. И повернула направо.
– Здравствуй, Володя! Зачем пожаловать изволили?
– Люся, девочка моя! Ты здесь? Нам надо поговорить, ты всё неправильно поняла. И я…
– И ты попытаешься объяснить, что детей находят в капусте, или их аист приносит. Или аист приносит прямо в капусте. Вот веришь, сил нет никаких. Мне рано вставать. И уж если ты приехал, давай отложим до завтра. Тебе есть где переночевать? Можешь спать здесь, вон та кровать свободна. Спокойной ночи.
Она юркнула в свою постель и отвернулась. В душе боролись два противоположных чувства, исключающих друг друга – любовь и ненависть. Но любовь ли? Сон как рукой сняло. Шум воды в душе, поскрипывание кровати, сопение и аромат мужского парфюма будоражили, не давали покоя. Люська повернулась и прямо перед носом увидела несчастные глаза моряка. Он сидел перед её кроватью на полу , когда успел перебазироваться, она и не поняла. Подскочила, вылупила глаза и ойкнула.
– Ты меня испугал. Чего не спишь? – Люся опять подивилась своей реакции, лучшим вариантом было бы сначала поцеловать его, а потом убить.
– Спать? Когда ты рядом?
– В Питере у тебя это очень хорошо получалось!
– Подожди, не заводись. Я знаю, что виноват . Понимаешь, это с детства, крепкий сон. Мама мучалась со мной, когда будила в школу. И только в академии я смог переделать себя, тревоги и ранние побудки сделали своё дело. А дома, уложив тебя, я ещё долго любовался своей Люсенькой, такой хорошенькой, такой родной. И улёгся в состоянии безмятежного счастья, что и вызвало такой же безмятежный сон. Ну прости меня, Люся, прости. – Голова скатилась на грудь, он затих, тяжело дыша.
– Володя, а ребёнок чем виноват? Ему тоже нужно просить прощения, что он уже почти есть? Перед кем, перед тобой? Ты его не звал, будьте любезны на выход? Так получается? – Эмоции взвились, Люську затрясло, она вскочила, пытаясь напиться воды.
Стакан бил по зубам, пижамка промокла, ноги заледенели…
Алёшкин стоял сзади, прибитый такой реакцией, понимая, что девушка права. Он аккуратно отобрал стекляшку, повернул девушку, приподнял, крепко обнимая, и прижал её голову к своему плечу.