Две томские тайны

— Царь — не царь, но человек это не простой. Люди сказывают, что это беглый кержацкий патриарх. Но мне сдаётся, что он и есть император Александр Павлович. Уж больно Фёдор Кузьмич на него похож.

— Ладно. Сейчас мы твоего таинственного старца выведем на чистую воду. Я, Феофаныч, с Александром Павловичем Романовым знаком лично. И на войне, и у Сперанского в Сибирском комитете, и у Аракчеева в совете по военным поселениям встречаться доводилось. Только сказки это всё, Хромов. Не могут цари жить хуже ссыльных. Не царское это дело. Про то я тебе и в Томске говорил. И сейчас скажу: нечего было тащиться за пустым вопросом в этакую даль. Нос морозить.

— Да не ворчи ты так, Гаврила Степаныч. Всё равно по дороге на мой прииск. Ты же сам хотел посмотреть, как золото добываем. Зря, что ли, я перед полицмейстером за тебя хлопотал? Он бы тебя из Томска не выпустил на целую неделю. Пришли уже. Вон она, старцева заимка! — Хромов показал на деревянную избушку, прилепившуюся к горе у самого обрыва.

Над трубой поднимался слабый дымок.

Хромов постучался, но, не услышав ответа, потянул дверь на себя. Она легко отворилась. Отодвинув висевшую кошму, путники вошли внутрь.

— Бог помощь, хозяин! — сказал купец, закашлявшись.

Печка сильно дымила, и у него перехватило дыхание. Его попутчик с трудом осматривал убранство лачуги. Со свету глаз не сразу привыкает к полумраку. Вечерние сумерки едва проникали в келью через маленькое окошко. И только икона Спасителя, висевшая под потолком в красном углу, была освещена еле чадящей лампадкой.

— Здравствуйте, люди добрые, — ответил с лавки ласковый голос.

Путейцу он показался до боли знакомым.

— А кто это с тобой, Семён Феофанович? — спросил поднимающийся со скамьи старец.

Но Хромов ответить не успел, ибо гость сам поспешил представиться:

— Гавриил Степанович Батеньков, политический ссыльный из Томска.

Отшельник вздрогнул и какое-то мгновенье находился в сомнении: либо вставать ему с лавки либо снова лечь.

— Вам плохо, Фёдор Кузьмич? — проявил внимание купец.

— Занемог третьего дня. Погода скверная. То оттепель, то мороз. Вот, видать, и прихватило, когда дрова рубил.

— Сколько раз уже говорил вам: хватит себя истязать в глуши, — упрекал Хромов. — Переезжайте жить к нам в Томск. Там хоть доктора есть. Подлечат. А жена и дочь мои как будут рады! Они обе в вас души не чают.

Старец не ответил и пошаркал к столу.

— Кроме чая и сухарей ничего предложить не могу. Я не ждал гостей.

— Не извольте беспокоиться, батюшка Фёдор Кузьмич, — засуетился Хромов. — Мы, как солдаты, всё своё носим с собой. Сами вам гостинцев привезли. Вот: свечи, масло для лампадки, спички, соль, сахар, чай, сухари… Моя хозяйка Наталья Андреевна даже кофею положила. Наказала передать вам от её имени. Вы бы хоть рыбки поели, а то совсем отощали.

— Зачем ты меня искушаешь, Хромов? Знаешь же, что рыбу я ем только по праздникам.

Старец подошёл к печке, подкинул в топку дров. Из кадки зачерпнул полный ковш воды и вылил её в закопчённый чугунок.

— На печке вода быстрее закипит, чем в самоваре, — пояснил он и, обратившись к стоящему в дверях путейцу, добавил. — А вы что стоите? В ногах правды нет. Садитесь, подполковник.

Фёдор Кузьмич повернулся в сторону гостя и выпрямился во весь рост. Он стоял подле печки в длинной — ниже колен — холщовой рубахе, перетянутой узким ремешком. Большой палец правой руки он заткнул за пояс, а левую руку прижимал к белой, как снег, бороде.

Батеньков потерял дар речи.

Первым прервал неловкое молчание отшельник.

— За гостинцы хозяйке твоей, Хромов, спасибо. А ты сейчас на прииск или с прииска?

— Туда, — купец показал в сторону Ачинска.

— Значит, через пару дней в обратный путь. Тогда товарища своего оставь пока у меня, а на обратном пути заедешь за ним.

— Но, батюшка Фёдор Кузьмич, Гаврила Степанович хотел посмотреть, как золото добывают.

— Ещё будет время, посмотрит. А вы как считаете, подполковник?

Батеньков утвердительно кивнул.

Хромов был человек тактичный, хотя и крестьянских кровей, понял, что он мешает старикам, которые явно были знакомы в прежней жизни, им хотелось поговорить наедине.

Сославшись на позднее время, он откланялся и, добравшись до саней, приказал ямщику не жалеть лошадей. Чаю он попил только в Ачинске, на постоялом дворе, где и заночевал, так и не добравшись в тот день до своего прииска.

— Вы? — не веря собственным глазам, прошептал Батеньков.

Старец закрыл за купцом дверь и обернулся к гостю.

— Вот и свиделись, подполковник. Вы удивлены?

Но старый декабрист не ответил. Его глаза налились кровью. Седые патлы ощетинились, как грива у льва перед схваткой. Он сжал кулаки и грозно двинулся на отшельника.

— Что же вы натворили? О Боге вспомнили, грехи замаливаете! Сами не смогли, зато брата на расправу подставили!

Фёдор Кузьмич, не шелохнувшись, смотрел на надвигающегося мстителя и молился.

— Побойся Бога, Гавриил! — только и произнёс он, указывая на иконы.