Две томские тайны

— Ваше Величество, король, и вы, господа министры, — обратился Александр к представителям держав-победительниц. — Я согласен, что за свои преступления перед Богом и народами Европы Наполеон заслужил самого сурового наказания. Но если мы возьмём на себя грех его смертоубийства, то ничем не будем отличаться от бунтовщиков и захватчиков. Мы принесли во Францию мир. Не надо больше проливать кровь.

Участники совещания встретили предложение русского царя в молчании. Но Александр ещё не закончил свою речь.

— Наполеон — личность неординарная. Это смутьян, но великий смутьян. Таких в истории можно пересчитать по пальцам. Да, он унижал нас своими победами, но с благородством победителя не опускался до физического уничтожения правящих династий. Наполеон заслужил право быть императором, поэтому мы должны относиться к нему, как к равному. Мы не вправе судить его. Только Бог может быть ему судьей. Виновник гибели миллионов людей должен сам покаяться в своих грехах перед Создателем. Давайте предоставим ему такую возможность.

— Значит, ссылка, — резюмировал мысль Александра понятливый Талейран. — Из нынешней ситуации это был бы наиболее подходящий выход. Только лучше сослать его куда-нибудь подальше от Европы. Например, на Азорские острова. Я буду крепче спать, зная, что чудовище далеко и не нагрянет завтра в Париж.

Российский император подошёл к висевшей на стене карте мира и, близоруко щурясь в лорнет, попытался отыскать Азорские острова. Наконец он их обнаружил и воскликнул:

— Но это же такая глушь! Середина Атлантического океана! Я бы выбрал место для ссылки поближе. Вот, остров Эльба, например.

Александр Павлович ткнул пальцем в Средиземное море между Италией и Францией. Словно собирался посетить изгнанника и заранее беспокоился об удобстве этой встречи.

— Как раз недалеко от его родной Корсики. Знакомый пейзаж, привычный климат. Отдадим ему этот остров, положим ежегодную двухмиллионную пенсию, даже разрешим ему иметь собственную гвардию из 50 человек. Не бойтесь, с такой армией он Париж снова не завоюет! Решено, Наполеона отправляем на Эльбу. Вызовите ко мне князя Шувалова. Я хочу, чтобы он немедленно отправился в Фонтенбло и лично проводил низложенного императора к месту ссылки.

Никто не рискнул перечить русскому царю. Это была его победа, и он правил бал.

— Что касается будущего устройства Франции, то я оставляю право решить этот вопрос самим французам. Я принёс им мир и хочу только одного — чтобы он надолго сохранился в Европе, — заявил щедрый Александр.

Но союзники были настроены менее великодушно. Затевался спор.

Талейран предложил нейтральный вариант:

— На обломках революции не построишь прочного порядка. И как бы вы, государи, не относились плохо к Бурбонам, без возвращения этой династии на французский трон порядка в стране не будет.

— Но ведь брат короля Людовик — жалкое ничтожество! Он всю войну просидел на содержании у милосердных монархов вдали от театра сражений. И сейчас отдать ему корону? Ни за что! — воспротивился Александр.

«Хромой дьявол», как называл Талейрана Наполеон, умел выждать паузу. Когда российский император умолк, хитрый французский дипломат обратился уже лично к нему:

— Ваше Величество, он нужен стране только как вывеска, как дань вековой традиции. После всех наших передряг, народ Франции уже не потерпит над собой никакого самодурства. По примеру Англии мы учредим конституционную монархию. Мы сохраним завоевания революции и в то же время не пойдём против воли Господа. Ведь короли и цари — это помазанники его на земле.

Ничтожество на троне вполне устраивало Талейрана. Он столько уже натерпелся от яркой личности, что хотел немного передохнуть. А скорее — сам править при безвольном и непопулярном монархе.

— Ну, если только так, — смутился польщённый лестью российский самодержец. — Если только сенат проголосует за возвращение короля, я смирюсь с выбором французского народа.

— Спасибо, Ваше Величество. Я знал, что найду понимание в вашем сердце, — с поклоном поблагодарил царя Талейран и тихо добавил. — Сенат проголосует, как будет угодно Вашему Величеству.

Новый король Людовик недолго проявлял учтивость к правителям держав-победительниц, милостью которых был возведён на престол. Он вперёд всех входил в комнаты, устраивался на самом почётном месте, чаще всего в мягком кресле, а прусскому королю, австрийскому императору и русскому царю указывал на твёрдые стулья. На званых обедах требовал от слуг, чтобы вначале обслужили его, а уж потом гостей.

В своей загородной резиденции в Компьене Людовик отвёл царю жалкую комнату, сам же поселился один в трёх великолепных покоях. Обиженный Александр не остался на ночлег, а сразу после обеда откланялся и вернулся в Париж.