Само собою разумеется, лондонский кабинет встретил с восторгом так неожиданно игравший ему на руку эллинский патриотизм. Опираясь на него, либеральная Англия поспешила явиться в Петербурге «защитником прав эллинской народности». Эта роль была поручена нарочно отправленному для того в Петербург новому представителю Великобритании, сэру Стрэтфорду Каннингу, знаменитому впоследствии под именем лорда Стрэтфорда Рэдклифа самою ожесточенною враждою против восточного христианства. С приездом в Петербург этот негаданный «защитник прав эллинской народности» немедленно заявил, что никакого участия в конференции он не примет. Все дело о конференции кануло в воду. Греки остались ни при чем. Не унывая, продолжали они, однако же, свою геройскую, но бесплодную борьбу…
Глава I
До похода в Средиземное море
Весною 1826 года в Петербурге произошло событие, вскоре обратившее на себя внимание всей Европы: герцог Веллингтон, официально присланный английским правительством для поздравления императора Николая Павловича с восшествием его на престол, удостоился наконец давно ожидаемого разговора с его величеством о греческом вопросе.
«Вы знаете, милорд, – сказал государь герцогу, которому английское правительство поручило склонить петербургский кабинет к предоставлению Англии прекращения распри между Портою и греками, – что я решился идти по стопам моего вечнославной памяти любезного брата. А император Александр перед смертью принял
Вообще говоря, предложение Веллингтона о предоставлении Англии участия в разрешении «греческого вопроса» встретило довольно холодный прием со стороны государя. Николай Павлович объявил и ему, и эрцгерцогу Фердинанду Эсте, присланному в Петербург австрийским правительством, что теперь он намерен заботиться устранением
Дипломатическое поручение, возложенное английским правительством на Веллингтона, было важности чрезвычайной. Кончина императора Александра Благословенного прервала переговоры между великими европейскими державами по делу греческого восстания, и дипломатия, до сих пор бессильная развязать крепко затянувшийся узел, на время притихла в ожидании разъяснений. Дальнейший ход вопроса очевидно зависел от личного характера нового государя, от его политических взглядов и от совокупности других условий, казавшихся темными, загадочными. Одни, считая несомненным воинственность юного монарха, признавали войну России с Турциею неизбежною; к числу таких лиц принадлежал и турецкий министр Саид-эффенди, категорически заявлявший, что от императора он ничего не ожидает, кроме войны. Другая партия, с князем Меттернихом во главе, полагала, напротив, что войны быть не может. Некоторою поддержкою мнения о невозможности русско-турецкого похода были наши тогдашние дела с Персией; с другой же стороны, обнаруженная царем непреклонность воли и твердость характера давали повод думать, что, в случае сознанной им необходимости, он не посмотрит на это и объявит войну Порте. При таких обстоятельствах, от исхода возложенного на Веллингтона поручения зависело по меньшей мере разъяснение всех интересовавшей загадки: как смотрит новый император на греческий вопрос, и насколько опасение вооруженного столкновения России с Турциею может угрожать политическому спокойствию великих европейских держав?
Веллингтон как нельзя лучше понял и сущность своей задачи при тогдашней обстановке, и твердость решительного характера русского царя, а потому 4 апреля 1826 года подписал, вместе с канцлером Нессельроде и князем Нивеном, «протокол» о греческих делах, позволивший России и Англии вмешаться в борьбу Греции и послуживший впоследствии основанием знаменитому лондонскому «договору» 6 июля 1827 года. На основании протокола Англия и Россия соглашались