Две великие победы русского флота. Наварин и Синоп

Действительно, судя по всем действиям де Риньи со времени наваринской победы, надо полагать, что он получил тогда инструкции, давшие ему полное право считать эту уступку парижского кабинета в пользу греков безусловно противоречащей действительным стремлениям французского правительства. По несчастию, сами греки подали адмиралу повод к заявлению его туркофильства. После шестилетней отчаянной борьбы восстание их впало в совершенное безначалие. Выбранное ими центральное правительство было слишком слабо, чтобы внушить к себе уважение. Каждый отдельный партизан считал себя независимым и присваивал себе права верховной власти. Особенно пагубно высказалось это безначалие в морской войне. Не имея возможности вести ее правильным образом против грозного турецко-египетского флота, греки перенесли и на море партизанскую войну, и она вскоре подала тут повод просто к морским разбоям. Но и в этом отношении начальникам союзных эскадр, при исполнении возложенного на них второстепенного поручения, состоявшего в преследовании пиратства, необходимо было поступать с большою осмотрительностью. Были случаи, что греческие корсары, нападая на турецкие или египетские суда, захватывали товар, принадлежавший французским или английским подданным; жители Ионических островов, хоть и греки, но помогали Ибрагим-паше в продовольствии его армии и беспрестанно нарушали блокаду, установленную со времени Наваринского сражения по ионическому побережью Мореи. Греческие корсары не щадили этих контрабандистов, между тем Ионические острова принадлежали Великобритании; английский губернатор их был явный враг восстания. Но греческие пираты нападали и на суда союзных держав и награбленный товар сбывали в греческих гаванях. Эти преступные действия частных лиц чрезвычайно усложняли положение начальников союзных эскадр, которым Лондонский протокол предписывал обращаться с греками как с друзьями. Вопреки безусловной невозможности временного греческого правительства, за совершенным отсутствием средств водворить порядок, де Риньи и действовавшие отдельно командиры судов его эскадры, за все эти действия необузданного произвола частных лиц немедленно после наваринской победы стали возлагать ответственность на греческое правительство, а между тем своим грубым, насильственным обращением с ним французские офицеры, конечно, лишь еще более роняли значение и обаяние его в глазах населения, и без того уже не оказывавшего ему никакого почтения. Как граф Гейден, так и сэр Кодрингтон действовали в противном смысле, стараясь всячески внушить восставшим грекам уважение к центральной власти; приезд 15 января 1828 года избранного представителем этой власти графа Каподистрии, человека во всех отношениях высокодаровитого и благонамеренного, оказал их усилиям значительную помощь. В самый день своего прибытия на почву Эллады Каподистрия имел счастье помирить двух греческих вождей, Колокотрониса и Гриваса, готовившихся взяться за оружие друг против друга. Но предстоявшие Каподистрии неимоверные внутренние затруднения еще усложнялись, вместо того чтобы облегчаться, его дипломатическим положением. Как трудно было это положение ввиду тяжелого покровительства, оказываемого Греции Англией и Францией, об этом можно судить уже из того, что хотя более всего вверенное Каподистрии правительство нуждалось в деньгах, тем не менее, чтобы не возбудить неудовольствия назначенных к нему агентов этих двух держав, особенно английского, мистера Доукинса, Каподистрия счел своим долгом не принимать присланных ему русским правительством 1 500 000 франков, и согласился на принятие их лишь по настояниям Нессельроде и Гейдена.