Две великие победы русского флота. Наварин и Синоп

В этих строках, очевидно, уже выказывалась политическая программа, диаметрально противоположная той, какую проводил Каннинг. Так думал и Кодрингтон. «Когда Англия, Франция и Россия, – писал он в своей книге[40], – несмотря на различие своих интересов, соединились в июльском договоре, тогда охранять их взаимные выгоды могло – согласие, вредить им – разобщение. Первою сошла с общого пути Англия, когда король ее в своей речи назвал Наваринскую битву «неожиданностью» (unotward event). В этих словах звучало уже уклонение. Они породили недоверие к России, подозрения ко Франции и подстрекнули Турцию к сопротивлению». Справедливость этих воззрений доказывается дальнейшими событиями, подтвердившими предчувствия Каннинга. «Честная» победа вызвала министерский кризис. По понятиям того времени, политика Каннинга, как противоречащая традициям Англии в ее исконных отношениях к Порте, считалась просто революционною. С падением министерства вигов явилось у кормила правления министерство тори, с герцогом Веллингтоном во главе. Вскоре за тем, 29 января 1828 года, эпитет «неожиданность» поднял целую бурю в обеих палатах английского парламента. В верхней палате лорд Морпет, энергически восставая против него, сказал: «Министры могли бы выбрать какое-нибудь другое выражение относительно победы, исполнившей радостью сердце каждого приверженца свободы. Слово неожиданность неверно и несправедливо, это один из самых оскорбительных эпитетов, каким только могли снабдить министров их поиски в словаре английского языка». «Могу лишь скорбеть, – присовокупил другой защитник Каннинга и Кодрингтона, лорд Голланд, – об употреблении слова неожиданность по поводу Наваринской битвы. Если этим выражением хотели сказать, что Наваринский бой послужит помехой независимости греков, то не могу сказать, чтобы оно было употреблено кстати и справедливо; я думаю, напротив, что эта битва содействует освобождению Греции и ускорит его, что она также шаг – и великий шаг – к умиротворению Европы».

Лорд Голланд говорил правду. Если бы Англия и Франция продолжали идти об руку с Россией так же чистосердно, как шли с нею эскадры их в Наваринской бухте в незабвенный день 8 октября 1827 года, то нет сомнения, что проученная в этот день по заслугам, испуганная и упавшая духом Порта и не думала бы более ни о каком сопротивлении. В этом был убежден и Кодрингтон, как видно из его письма к генерал-адмиралу, герцогу Кларенскому, от 28 февраля 1828 года, в котором сказано, что если он и «ошибся в своем ожидании, будто Порта покорится после Наваринской битвы», то единственно потому, что он «рассчитывал, что будут приняты и меры побуждения ее к тому. Г. Стрэтфорд Каннинг говорил капитану Гамильтону, что битва эта не имела никакого влияния: напротив, никогда к замечаниям послов не были так внимательны в Константинополе, как именно по получении известий о ней».