Следует отметить сходство языка и стиля нашей хроники с языком и стилем «Жития патриарха Игнатия», написанного Никитой-Давидом Пафлагонским в конце IX в. Отдельные элементы сходства указаны в комментарии; не входя сейчас в детали, отметим, что к «Житию Игнатия» восходят такие выражения нашей хроники, как «поставить во главе светильника» (в значении — «сделать патриархом») или заимствованное из писания сравнение патриарха, пренебрегающего интересами церкви, с мистием (наемным пастухом), который не печется об овцах. Само по себе сходство двух византийских литературных памятников нельзя считать необычным явлением, однако в данном случае примечательно, что Никита Пафлагонский, как мы узнаем из самой хроники, после 908 г. находился под покровительством патриарха Евфимия и в течение некоторого времени жил в поместье Псамафийского монастыря[13]
.Таким образом, мы можем предположить, что анонимный автор вышел из среды византийского чиновничества и, находясь в Псамафийском монастыре, завершил свое образование под руководством Никиты Пафлагонского.
Возникает вопрос, в какой мере эта историческая хроника является достоверным источником, насколько близко к действительности изложены в ней события, какими материалами пользовался автор и т. д.
Вопрос этот исследовали многие ученые (К. де Боор, В. Грюмель, Р. Дженкинз и др.); полученные ими результаты могут быть сведены к следующему.
Если большую часть событий автор хроники описывал очевидно, по памяти (что приводит кое-где к нарушению хронологической последовательности), то в ряде случаев он, видимо, использовал письменные источники. Мы можем отметить следы источников двух типов: документов (по преимуществу писем), и литературных памятников того времени.
В «Псамафийской хронике» довольно часто цитируются письма участников события: Евфимия, Стилиана Заутцы, Николая Мистика. Возникает вопрос, являются ли эти письма подлинными или это лишь своеобразный литературный прием, который встречается в памятниках IX—X вв.[14]
. У нас есть возможность по крайней мере в одном случае определить, насколько близко к подлинному тексту документа переданы эти письма анонимным автором. В хронике приводится текст отречения патриарха Николая Мистика, которое известно по другим источникам (коммент., гл. 14, прим. З): по мюнхенской греческой рукописи № 277 и по посланию Николая, написанному, видимо, около 920 г. Из сопоставления этих источников ясно, что автор нашей хроники очень точно передал текст отречения Николая, опустив лишь конец[15]. Другого типа источник был использован в рассказе о смерти императора Василия I: это утерянный с тех пор антифотианский памфлет, фрагменты которого сохранились также в хронике псевдо-Симеона.В ней много вставок, отсутствующих во всех других изводах Симеона Логофета. Значительная часть их содержит резкие нападки на патриарха Фотня. Однако антифотианская направленность этих вставок находится в резком несоответствии с благожелательным в целом отношением к Фотию в первоначальном тексте, почти без изменения сохраненном в хронике псевдо-Симеона. Хроника приводит (как и в других изводах Симеона Логофета) рассказ о мужественном поведении Фотия, который якобы не допустил в церковь императора Василия I, объявив его грабителем и убийцей, недостойным общения с богом[16]
. Далее хроники рассказывают о клевете, возведенной на Льва, сына Василия I, епископом Сантаварином, добавляя, что Лев был бы ослеплен, если бы не заступничество Фотия[17].Хроника псевдо-Симеона сохраняет эти рассказы, несмотря на их недостоверность. Известны источники, которые отнюдь не приписывают спасение Льва Фотию: в «Житии царицы Феофано», супруги Льва, спасителем Льва, оказывается видный придворный Стилиан Заутца[18]
. Эта версия, очевидно, более заслуживает доверия, так как Стилиан действительно играл большую роль в первые годы правления Льва VI, Фотий же в самом начале его царствования был отправлен в изгнание.Весьма вероятно, что первоначальный текст хроники Симеона Логофета, сохраненный во всех изводах, не имел антифотианской тенденции; более того, хроника освещала события в весьма выгодном для Фотия свете. Поэтому все замечания о «тирании» Фотия и т. п. следует рассматривать как позднейшие вставки.
К тому же и чисто формальные соображения позволяют считать эти антифотианские рассуждения вставками: в них встречается иное освещение тех факторов и событий, о которых уже шла речь в первоначальном тексте. Так, говоря о Сантаварине, автор хроники псевдо-Симеона отмечает: «Его Фотий во время своей второй тирании сделал епископом Евхаитов»[19]
; автор вставляет эту фразу, имевшую антифотианскую направленность, не замечая, что в первоначальном тексте уже было сказано: «Его Фотий после того сделал архиепископом Евхаитов»[20].В отдельных случаях начало некоторых «антифотианских» отрывков позволяет сделать заключение, что это позднейшие вставки. Так, подробный рассказ о происхождении и карьере Фотия вводится словами: «Следует кое-что поведать и о Фотии»[21]
.