Девушка скользила равнодушным взглядом по лицам людей, сидящих на скамьях, расставленных вдоль аллеи. В одном из них она узнала одноглазого. Он весело разговаривал с каким-то дядькой в пестрой кепке и с трубкой в зубах. И не скажешь, что одноглазый только что вышел из тюрьмы и должен спешить домой. Вот тебе и обманчивое первое впечатление, которому поддалась Искра там, у тюрьмы, взглянув на одноглазого. Вот и пожалела ирода, а он и не думает лететь на всех парусах к родному дому… Какие они все-таки, эти мужчины! Все, видать, одним миром мазаны…
Не верь им, девушка, остерегайся каждого. Смотри внимательно, потому что потом будешь горько каяться… Вишь, заливается, словно со свадьбы идет.
Мимо них прошел какой-то мужчина, и оба они почему-то сразу умолкли. А тот даже не посмотрел на них. Шел, задумчиво склонив голову, время от времени посматривая на бухту и море, словно кого-нибудь дожидался оттуда… Так и ушел прочь, тихий, спокойный. Стал спускаться по крутым ступеням, которые вели к морю. И одноглазый снова захохотал, слушая сидящего рядом с ним человека. Но тут с ними поравнялась седая женщина, она шла, вся согнувшись под тяжестью двух больших стопок книг. Одноглазый со своим собеседником мигом бросились к ней, схватили книги. Искра чуть не вскрикнула от возмущения. Вот уж хулиганье, но они и не думали убегать, как ей показалось, а пошли рядом с женщиной к крутой лестнице, по которой только что спустился мужчина, вызвавший у них страх.
«Напрасно я на людей нападаю, — промелькнуло в голове Искры. — Так и тянет меня сплеча рубить… А тут лучше бы подождать, спокойно все взвесить и рассмотреть…»
Искра и не заметила, как пришла на комбинат. И теперь этот занудливый дядька гудит и гудит у нее над ухом. Мол, если бы не он, бригада ни за что на свете не приняла бы ее, не захотела бы даже говорить. А так он все устроил — у него ведь авторитет. Теперь Искра должна благодарить его денно и нощно. Пусть и тетке напишет, каким уважением он тут пользуется — капитан второго ранга в запасе, вечный холостяк Марчук. Напишет? Искра промолчала. О чем, собственно, писать? Ведь Марчук лишь проводил ее в проходную и передал хмурой и молчаливой Олесе Тиховод.
Искра сразу узнала ее, как только та появилась в солнечном проеме темноватой проходной. А Олеся, наверное, не узнала Искру. Они стояли в узком проходе рядом с потертым железным турникетом, через который пробегали ткачи, выбрасывая вперед руку с пропуском перед вахтером. Если уж на то пошло, так девушки могли бы так встретиться и без Марчука, и нечего ему набивать себе цену. Он же решил еще и Олесю уколоть, чтобы показать свое превосходство. Хмыкнул и забубнил:
— Ай-яй-яй! Дочка! И зачем тебе нужно было выскакивать с этим буфетом на такую высокую трибуну? И свой авторитет подорвала, и дирекции хлопот… Надо было бы посоветоваться в парткоме, согласовать тезисы… Ведь не маленькая… А теперь сама виновата!..
Олеся вспыхнула, уголки ярких губ задрожали. Еле сдерживалась. Только стиснула кулачки и холодно бросила:
— Я права! Слышите? Я права!..
— Права? — ехидно прищурился Марчук. — А кто же не прав?
— Вы! — вдруг зло выкрикнула Олеся. — Вот такие, как вы! Все, кто пуговицы драит каждый день мелом и сапоги чистит, чтоб только мундир блестел. А под мундиром пусть все гниет. Вам все равно. Лишь бы честь мундира. Вызубрили одно на всю жизнь: «Есть! Так точно! Никак нет!» И хотите с этим прожить всю жизнь. Не выйдет! Не те времена!..
— Ну, ну! — отшатнулся Марчук и погрозил пальцем. — Не забывай, Олеся, в какой ты бригаде. Ваш девиз — все за одного, один за всех…
— А ваш: кто в лес, кто по дрова, лишь бы цела моя голова? Лишь бы мундир блестел? — сдержанно засмеялась Олеся.
Марчук закашлялся и куда-то исчез.
Искре очень понравилось поведение молодой ткачихи. И она сказала:
— А я вас знаю… Вы так смело сказали им про этот буфет… Прямо здорово!..
— Здорово, — задумчиво повторила Олеся. — А вот видите, как налетел?.. Да и не он один. В завкоме тоже подпевают. И бригадир наш… И дирекция косо смотрит…
— А девчата?
— Девчата горой стоят… Я же сказала не свое, а то, что все мы думали… А такие, как вот этот отдел кадров, привыкли по-старому жить. Не выйдет!
— Не выйдет! — поддакнула Искра.
Олеся внимательно взглянула на нее, словно проверяла: искренне она это говорит или только формы ради, чтобы поддакнуть той, от которой зависело ее устройство на работу. И, не разгадав мыслей Искры, заметила:
— А я вас тоже знаю… Видела на собрании…
— Вот и хорошо… Мы и познакомились, — просто ответила Искра.
Они шли по просторному двору комбината, который скорее походил на длинный сад с цветниками, чем на фабричную территорию. Олеся похвасталась Искре, что сад они сами сажали, а ее, Олесю, прозвали Лесничихой, потому что раньше она работала в лесничестве. Вот здесь они посадили яблони, а вон груши и сливы. Вдоль цехов высадили орехи и горький миндаль. Крыжовник и черную смородину вдоль дорожек.