Двэйн

Высокомерие леди Нейл. Гордыню. Отталкивающее чувство собственного превосходства. Подчеркнутую исключительность и… холодность к самому Радрайгу. Беглая леди Нейл Киларден любила и желала кого-то другого. Позже Хеддвин узнал, кого. Изгнанника, убийцу. Отверженного, сменившего имя и взявшего на себя бремя долга перед тем, чьего сына убил в честном бою. Прим. авт.: события повести «Иней». Сплетни ходили, да… О том, с кем предавался неистовой страсти в священной роще Селдарина будущий муж дочери Владыки Светлых. Прим. авт.: Селдарин — Пантеон божеств светлых эльфов.

Хед не осуждал того, чьи интимные проделки случились до вступления в законный брак. Надо было иметь невероятную смелость, дабы войти в семью Владыки Светлых, Маб-Зэйлфрида, после пролитой крови. Вот такого-то смельчака и полюбила леди Киларден! Чем она провинилась перед своим Конклавом жриц Ллос? Вроде как спасала Светлого то ли от покушения, то ли еще от чего… А тут Радрайг под руку подвернулся. В небе — сокол, в руке — воробей. Сравнение не в пользу воробья. И что бы он ни делал, в глазах гордячки Киларден маленькая птичка никогда не станет соколом.

— Ты знаешь, где мой дядя и она? — вопрошал юноша-дроу, но механик ничего не мог ответить.

Где затерялись следы беглецов, были ли оба живы? Этого он не знал.

— Я знаю другое. — Пристально глядя на собеседника, сказал Светлый. — Тебя примут те, кто заинтересован в услугах искусного механика.

— Примут беглого раба?

В голосе юноши звучала издевка, но Хед был серьезен.

— Да. Механик на службе знатного лорда. А кто ты там раньше был — кому какое дело, Светлые лорды сами себе хозяева, ими не правят бабы.

— А это? — Вэйлин недвусмысленно указал на черную эмалевую вязь на своем ошейнике.

— Дом Эльдендааль? Ну да, страшно до усрачки. Только не тем, кто сможет дать тебе приют и защиту. В обмен на преданность.

При упоминании имени Дома юный дроу дернул бровью. Он представил, с каким сладким звуком рассекаемой плоти и ломающихся костей летучие лезвия вонзаются в прекрасное и ненавистное лицо Мораг.

— Снова рабство? У других хозяев? — негромко спросил он, с трудом отгоняя видение.

— Нет. Служба. Достойная и честная, со всем уважением к твоему мастерству! Почувствуй же разницу в словах, Вэйлин. Но… — прищурился эльф, — у тех, кто захочет тебя принять, будет условие. Ни капли пролитой тобой благородной Темной крови, никаких смертей твоих хозяев. Кто ты сейчас? Раб без особой ценности. Сбежал — ой, подумаешь, найдем нового. Покудахчут и успокоятся. Но если ты убьешь кого-то из леди, то пощады не будет. Ни от Темных, ни от Светлых! Сейчас между нами мир. Хрупкий — но мир, равновесие. Алмазы спят, мы смертны. И если начнутся распри Кланов, раса людей возьмет свое и вытеснит нас из подлунного мира. Ничего не имею против людей, но пусть сначала повзрослеют.

Видя перед собой напряженное лицо Темного, готового променять свой ошейник только на смерть, Хед вздохнул:

— … и ты тоже. Обдумай мои слова. Я уезжаю на юг и вернусь в июле. Все мы — какие-то непутевые дети лета, живем одним днем, несмотря на возраст. Прощай.

Вэйлин посмотрел вслед удаляющейся на гнедом коньке фигуре в щегольском зеленом наряде. На прощание Хед позабавил его рассказом о том, что зарыл где-то на холмах горшочек с выигранным жульническим золотом, да еще и пустил в Мите слух о том, что на клад наткнется тот, кто сможет поймать место, куда упирается конец радуги после летнего дождя.

Небось, деревенские дураки все холмы теперь перекопают! А если бы они знали, что золото жульническое, то Хед бы просто так ноги не унес. Факт!

Посмеиваясь, юноша вернулся в святилище как раз к закату. Улыбка махом слетела с его лица, как только он ступил за ворота. Первое, что он услышал, был женский крик, полный боли.

Кричала Меви.

ГЛАВА 6.Чувства

Рано или поздно это случается и с прислугой, и с лордами, и с воинами, и (тем более!) с рабами. Знатные Темные эльфийки не церемонятся ни с кем, считая телесное наказание обыденной расплатой за оплошность того, кто стоит ниже по рождению или социальному положению.

А ниже стоят все, включая мужчин высокого сословия.

Посторонних не пускали в тот придел храма Ллос, где проходили особые службы. К посторонним относились и мужчины-дроу, и прислуга любой расы. Прислуга об этом знала, но, бегая по хозяйственным делам, таким образом путь срезали практически все из десятка слуг — кроме ночных служб, когда в приделе находился кто-то из жриц. Меви не стала исключением, обвыкнувшись в обстановке святилища. Старшая служанка ее предупредила — мол, не попадись! — и все. Девушка бы и не попалась, но ее просто-напросто выдала та, чье место она невольно заняла: предыдущая личная рабыня госпожи Ингрен. Она видела, куда бежит Меви с охапкой стираного белья, и тут же рассказала об этом первой же встреченной послушнице.

На первый раз дело обошлось бы розгой и лишением ужина, но… Меви с недоумением и горечью имела неосторожность воскликнуть:

— Зачем ты это сделала?! Я охотно поменяюсь с тобой местами! Лучше ходить за курами и козами, чем угождать фэйри!