Тим начал кашлять, его веки задрожали, он попытался открыть глаза и замер. Зараженные, завершив окружение лагеря, ринулись на ограждение. Китридж вдруг понял, что стало тихо. Битва окончена, самолеты улетели. И тут услышал гул моторов тяжелого самолета, высоко в небе. Повернул голову. С-130, грузовой, летит с юга. Когда самолет пролетал над ними, из его чрева что-то вывалилось, и мгновенно замедлило падение, когда раскрылся парашют. Самолет улетал, набирая высоту.
Китридж закрыл глаза. Все, это конец. Все произойдет мгновенно, смерть будет безболезненной, быстрее мысли. Он в последний раз осознал ощущения своего тела – вкус воздуха, шум крови в ушах, барабанные удары сердца. Бомба падала на них.
– Я нашел тебя, – сказал он, яростно сжимая Тима в объятиях, снова и снова, будто мальчик мог услышать его слова. – Нашел тебя, нашел тебя, нашел тебя.
Ударная волна от МОАВ так тряхнула вертолет, что Грей и Лайла едва не полетели через кабину. Ослепительная вспышка, за которой последовала оглушительная волна грохота и жара. Вертолет дернулся, опустив нос под сорок пять градусов к земле, его подбросило, а потом закружило, будто фигуриста на льду. Кружило и кружило, а пилот упал на бок, свернув себе шею от удара о лобовое стекло. Зазвучал резкий сигнал тревоги, их кружило все сильнее, прижимая к бортам центробежной силой, и они были не в состоянии осознать происходящее. Та сила, что удерживала их в воздухе, исчезла, и уже больше ничего не случится, пока они не достигнут земли.
Лоуренс Грей ощутил удар, как разрыв в течении времени. Одно мгновение он ощущал, как его прижимает к стенке вертолета, летящего к земле в своей смертельной спирали, а в следующее мгновение он уже лежал среди обломков. Он ощутил момент удара, не осознавая его, осталось лишь звенящее ощущение в теле, будто в колокол ударили. Чувствовал запах разлившегося топлива, горячей изоляции, слышал треск разрядов. На нем лежало что-то тяжелое и неподвижное. Это был Гилдер. Дышит, но без сознания. Вертолет, то, что от него осталось, лежал на боку, дверь оказалась сверху.
– Лоуренс, помоги мне!
Голос раздался сзади. Сбросив с себя тело Гилдера, Грей пополз в заднюю часть вертолета на ощупь, будто огромное слепое животное. Одна из скамей слетела с креплений и придавила Лайлу, лежа поперек ее живота. Обнаженные ноги, тонкая ткань больничной рубашки – все блестело, покрытое темной кровью.
– Помоги мне, – прохрипела она. Ее глаза были закрыты, а из уголков струились слезы. – Боже, помилуй меня. Кровь идет, кровь идет.
Он попытался потянуть ее за ноги, но Лайла вскрикнула от боли. Другого выхода нет, надо попытаться убрать скамейку. Схватившись за ее каркас, Грей начал поворачивать ее в сторону. Раздался скрежет, удар, и скамейка окончательно слетела с креплений.
Лайла плакала и стонала от боли. Грей понимал, что ее сейчас нельзя шевелить, но выбора не было. Поставив скамейку прямо под открытой дверью, он взвалил ее на плечо и поднял наверх. Потом вылез сам, на другую сторону борта. Сполз по корпусу вертолета на землю, обошел его кругом и протянул руки, осторожно стаскивая ее вниз.
– О боже. Умоляю, не дай мне потерять ее. Не дай мне потерять мою малышку.
Грей осторожно опустил Лайлу на землю, усыпанную обломками уничтоженной лаборатории. Искореженные балки, мелкие осколки бетона и стекла. Он тоже плакал. Поздно, понял он. Ребенка не стало. Между ног Лайлы струилась кровь с черными сгустками, безостановочно. В любое мгновение она может уйти во тьму, следом за своим ребенком. Грей вдруг понял, что повторяет молитву, которую выучил в детстве.
– Дева Мария, Матерь Божия, молись за нас, грешных, ныне и в час наш смертный, аминь. Дева Мария, Матерь Божия, молись за нас, грешных, ныне и в час наш смертный, аминь…
Да. Он знал. Он всегда знал ответ. Со времен «Ред Руф», Игнасио, «Хоум Депо», Проекта НОЙ и задолго до этого.
Он поднял взгляд, чтобы узреть их. Зараженные. Они были повсюду, они появлялись из тьмы и пламени, плоть от плоти его, нечестивые, привлеченные кровью, окружающие его, демонический хор, наполняющий его уши. Он стал перед ними на колени, с мокрым от слез лицом. Не чувствовал страха, лишь ошеломление.
– Да. Они мои.
Нужно что-то острое. Он слепо ощупал землю вокруг, нашел кусок металла, осколок от разбитого ныне на мелкие части мира. Восемь дюймов длиной, края зазубренные, как пила. Приложив его к предплечью вдоль, он закрыл глаза и сделал глубокий разрез. Хлынула кровь, темным ручьем наполняя его ладонь. Кровь Грея, Освободившего Ночь, Фамильяра Того, кого называли Зиро. Лайла стонала, умирая. Любой ее вздох может стать последним. Мгновение раздумья – последний огонек человеческого света, гаснущий внутри его – и Грей приложил ладонь к ее губам, нежно, будто мать, дающая грудь новорожденному.
– Пей, – сказал он.