Читаем Двенадцать полностью

— Он у меня очень сильный, но такой нежный! — улыбнулась женщина. — Мухи не обидит. Любит всех, а уж в животных вообще души не чает, любую зверушку готов обласкать. Нам мальчик, понятно, в радость, а не в обузу, хотя, конечно, порой приходится держать ухо востро. Без присмотра его оставлять нельзя.

В глазах женщины, вопреки ожиданию, читалась не печаль, а исключительно любовь.

Максу приглянулся Садх, который точно так же привязался к гостю. Он то и дело подносил ему что-нибудь вкусненькое, при этом подходил почти вплотную и не мигая смотрел ему в глаза. Та неотступность и пристальность, с какой он это делал, несколько смущала Макса, но при этом он чувствовал странную непостижимую внутреннюю связь с сыном Шилпы. Безоговорочная, по-детски серьезная любовь, которой лучились огромные глаза парня, отражалась в душе теплом и доверием. Неожиданно для себя Макс отвечал взглядом на взгляд и замирал как завороженный.

_____

После обеда Шилпа с дядей Гуптой повели Макса в кабинет Б. Н., всегда служивший в семье местом собрания ученых людей. Полки прогибались под тяжестью фолиантов и карт, на столах кипами лежали эскизы, чертежи и рисунки. Были здесь и раритетные манускрипты, некоторые весьма почтенного возраста, по большей части с рисунками. Все это составляло драгоценное достояние Махаров — семейства, славного своей ученостью.

Первым заговорил Гупта, которому до девяноста оставалось менее одного года.

— Мы ждем тебя уже давно, — открыл он. — Скоро восемнадцать лет, как умер от рака мой племянник, мой Б. Н., которому не было еще и пятидесяти. Последние свои месяцы он провел здесь, в этой самой комнате, куда мы ему поставили койку. Насколько тебе известно, он любил книги. Последние годы своей земной жизни Брама изучал древние тексты Упанишад, составляющих основу наших священных индуистских традиций и верований.

Гупта протянул Максу розовую общую тетрадь с красивым эстампом: горы, деревья и ручей.

— Б. Н. до последнего дня вел свои записи. В день смерти он передал их нам с Шилпой и велел беречь, потому что наступит день, когда некто начнет его разыскивать. Тому человеку и надлежит отдать тетрадь. Мне кажется, что это ты и есть. Сам Б. Н. этого не говорил, но за последние семнадцать лет им никто не интересовался. У меня нет причин думать, что на свете есть еще кто-то, чьего появления стоит ждать.

Макс осторожно принял тетрадь, не зная, открывать ее сейчас или нет.

Пока он стоял в нерешительности, заговорила Шилпа:

— Все то время я находилась рядом с отцом, ухаживала за ним, когда он угасал от недуга. Мы еще сильнее сблизились. Ведь с кончиной матери я была ему самой близкой из женщин. Как раз тогда я вынашивала первого ребенка, и это доставляло радость нам обоим. В последний день своей жизни он передал Гупте тетрадь и сказал нам, что тот, кто за ней придет, не должен увозить ее из этого дома без сопровождения моего пока еще не родившегося первенца. Она может кочевать по всему свету, но когда-нибудь должна быть обязательно возвращена в эту комнату и всегда должна храниться поблизости от внука.

Опять заговорил Гупта:

— Не сочти это за странность. Я, должно быть, рассказывал тебе в нашем тогдашнем разговоре, что в роду Махаров полным-полно своеобычного и странного знания.

В эту минуту Максу вдруг вспомнился и тот йог, и космическое путешествие.

Голос Гупты вернул его к реальности:

— Нам в те минуты было не до вопросов. Мы не пытаемся задавать их и сейчас. Ты волен читать эти записи здесь, в нашем доме, или взять их, если понадобится, куда-либо еще. Но в таком случае тебя должен будет сопровождать Садх. Он и был не рожденным на тот момент ребенком.

Макс был разом и растерян, и озадачен. При всей причудливости своего ума Б. Н. никогда не был склонен к фиглярству или пустому фантазерству. К чему все эти странные условности? Что это за подарок такой, в конце концов?

— А что в этой тетради? — поинтересовался Макс.

— Ни Шилпа, ни я, ни кто-либо другой ее не открывали, — признался Гупта. — Б. Н. сказал, что записи предназначены тому, кто придет его разыскивать. Всем остальным они ничего не скажут.

Макс на минуту задумался. Куда ни кинь, сплошные неясности с недомолвками.

— Мы оставим тебя. Прочти эти записи, а затем скажи, готовить ли Садха с тобой в дорогу, — заявил старик. — Если да, то Шилпа, разумеется, отправится вместе с ним. Между прочим, мальчик уже бывал в поездках, у него даже есть паспорт. Мать он слушается беспрекословно, а к тебе успел привязаться. Это видно невооруженным глазом.

На этом Гупта с Шилпой собрались уходить.

Напоследок старик еще раз обернулся.

— О твоем решении мы спросим, когда вернемся.


Когда они ушли, Макс раскрыл тетрадь. В ней были сплошь цифры, сорок страниц убористых вычислений, а в конце — условные обозначения и число 21122012, взятое в жирную рамку.

В тетради оно появлялось в различных местах двенадцать раз — как ответ на такое же число разных калькуляций, основанных на наборах первоначальных аксиом, сформулированных Б. Н.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сенсация

Похожие книги

Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых»
Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых»

Первое научное издание текстов двух русско-еврейских писателей, теоретиков и практиков радикального анархизма первой пол. XX в. Кроме прозаической утопии-поэмы «Страна Анархия» (1917–1919) и памятки-трактата «Первый Центральный Социотехникум» (1919), в него вошли избранные статьи и очерки из анархистской периодики. Тексты прокомментированы и дополнены более поздними материалами братьев, включающими их зарубежные публикации 1930–1950-х гг., специально переведённые с идиша и с английского для наст. изд. Завершает книгу работа исследователя литературной утопии Л. Геллера, подробно рассматривающая творческие биографии Гординых и связи их идей с открытиями русского авангарда (Хлебников, Платонов, Малевич и др.).

Абба Лейбович Гордин , Братья Гордины , Вольф Лейбович Гордин , Леонид Михайлович Геллер , Сергей Владимирович Кудрявцев

Биографии и Мемуары / Экспериментальная, неформатная проза / Документальное
Говнопоколение
Говнопоколение

Мне хочется верить, что в новом десятилетии исчезнут людишки, обожающие слушать шлягеры про рюмку водки на столе. Что наконец наступит закат семьи Михалковых. Что возникнет шлагбаум, преграждающий путь низкопробной американской культуре. Что прекратятся аварии на дорогах с участием высокопоставленных чиновников и членов их семей. Что разрешат двойное гражданство Украины и России. Что европеоидная раса даст жесткий отпор китайской экспансии. Что государствами не будут руководить лица, имеющие погашенные судимости. Что внутри территории бывшего СССР исчезнут унизительные пограничные досмотры и таможенные барьеры. Что новые транспортные магистрали помогут избавиться от пробок, ставших настоящими тромбами в жизни мегаполисов. Что человеческая жизнь перестанет быть ничего не значащим пустяком. Что наше ГОВНОПОКОЛЕНИЕ перенаправит свою энергию с клубных танцплощадок в созидательное русло. Что восторжествует любовь.Ваш искатель утраченного времени Всеволод Непогодин.

Всеволод Непогодин

Проза / Контркультура / Экспериментальная, неформатная проза / Современная проза