Двенадцать

— Ой, Вероника Витольдовна, голубушка! Я вам скажу не для прессы! Любовницы необходимы солидному мужчине как признание его заслуг перед миром! Кем бы я был, если бы не молоденькие наивные влюблённые девочки! Их восторженными чувствами я питаюсь, как хлебом! Говорю об этом смело, так как трижды разведён… ха-ха… Свободен и не стесняюсь своего здорового влечения!

— А вот я, Велемир Владимирович, как-то раз имела роскошный роман с мужем своей начальницы… О, сколько в этом было мучительной сладости…

Я слушала этих ненормальных и не могла понять — это что, журналистика? Так пишутся статьи? Рушник вежливо кивал и пытался своим вниманием придать смысл происходящему…

— А вот у меня, Вероника Витольдовна, был роман с женой одного моего клиента, музыканта… Говорю об этом открыто, потому что музыкант сейчас в мире ином… Девочки! Что же вы не едите конфеты? (кивает на диктофон) Уберите эту свою штуку, не включайте, мы интимничаем… Я хочу, чтобы у нас образовалась особая атмосфера, и тогда я отвечу на все ваши вопросы.

Мы ехали в редакцию уже без Рушника и Пиотровской. Они остались. Рушник — чтобы уточнить некоторые пункты предстоящей церемонии «Человек века», организованной редакцией. Пиотровская — чтобы поболтать о жизни и допить коньяк. Фотограф Метрин выпрыгнул из машины у ближайшего метро. Мы остались с Максом одни.

— Судя по всему, персонаж оказался жив? — Макс свернул с проспекта и помчался к «Макдональдсу».

— Куда? Нас в редакции ждут!

— Ничего, подождут. Пообедаешь и расскажешь, как всё прошло. Мне же интересно!

— Что это ты стал таким человечным?

— Я? — Макс удивлённо посмотрел на меня в зеркало. — Я стал человечным? Тебя обманули. Я просто жутко хочу жрать, а денег у меня нет.

Уже за столиком он протянул мне вчерашний выпуск «Вечерки», нечитанный.

«ОГОНЬ И АГОНИЯ». «Сегодня днём известный общественный деятель, победитель конкурса «Лучший Учитель» Бронислава Брониславовна Брочек была найдена сожжённой в школе в собственном кабинете». Шапка, конечно, в духе «Вечерки».

С фото в газете на мир смотрела оптимистичная дама с массивной причёской и мичуринской улыбкой. В уголке рта наметился золотой зуб. В ушах — увесистые серьги. Когда я увидела эти серьги, мне стало дурно. Подлая память немедленно подбросила картинку — чёрная груда мяса и блестящая штучка — зуб? Серёжка?

Официант принёс поднос с едой, и мне пришлось закрыть глаза и нос — очередной приступ тошноты.

Макс понял это, убрал поднос со стола, поставил его к себе на колени, а мне выдал «Колу».

— Зря ты так, — сказал он, чавкая картошкой. — Я понимаю, не всякий нормальный человек захочет кушать мясо после увиденного. Но — уверяю тебя — все эти хот-доги сделаны не из учительского мяса. Они слишком дорогие для этого… Или дешёвые… (Макс повертел в руках бутерброд.) Вряд ли они вообще из мяса сделаны… Эй, гарсон!

Официант, вытирающий соседний столик, с готовностью поднял голову.

— Слушай, их тут так здорово дрессируют! У них, видно, семинары проходят на тему «Десять способов расположить к себе клиента улыбкой», — Макс повернулся к парню и протянул ему гамбургер: — Это из мяса?

— Из мяса, — вежливо кивнул официант. — Я могу принести вам список ингредиентов.

— Да нет, спасибо. Это я так, дебоширю, — Макс снова вернулся взглядом ко мне, увидел выражение муки на моём лице: — Мать, у тебя совершенно нет чувства юмора.

— Какое чувство юмора, Макс! Я приехала сюда две недели назад психически здоровым человеком, готовым спокойно трудиться и скромно зарабатывать на жизнь! И вдруг я, оказывается, — непонятно чья невеста, непонятно какой сотрудник и свидетель непонятно чего, но жутко жестокого и кровавого.

— Да брось ты, — Макс вытянул из бутерброда капусту и сложил в сторонке. — Ненавижу капусту, от неё дети бывают… Все умирают. Нужно с яслей привыкать к виду смерти… Конечно, до определённого времени жизнь состоит из одуванчиков. А потом вдруг раз! — и начинаются помехи. Я знаешь, сколько ДТП должен был увидеть перед тем, как смирился? Мёртвый человек — такое же нормальное состояние окружающей среды, как и опавшие листочки. Тебя листочки пугают? А они ведь недавно жили и зеленели! (Макс замолчал.)… А что касается невесты… Ты разве не этого хотела?

— Не этого.

— Вот это да! — он весело завертел головой. — Вы это слышали? У неё богатый жених с отдельной жилплощадью, нестарый, неглупый и занимающий ответственный пост, а ей не нравится!

Сидящие рядом равнодушно обозрели нас и продолжали свои трапезы.

Макс помахал им рукой, потом порылся в карманах и вытащил сложенный лист.

— Это тебе. Позвонил на досуге сыну Лагунина, попросил список учеников… Он, как и предполагалось, учится в школе, где эта педагогиня погибла. Здоровый конь, чувствуется, наглый, ни за что не кололся.