Двенадцать

В это мгновение я начала ощущать странный комфорт. Эйфория на грани шизофренического припадка — вот что со мной случилось в тот момент, когда Макс взял в руки фотоаппарат. Я глубже влезла в свои остроносые тапочки и со сладкой болью внутри начала давить гарнирные кучи, катаясь по фаршированным помидорам, рисуя узоры на кремовом ковре. Макс наблюдал за мной со смешанным выражением, пытался остановить. Но не тут-то было! Я сделала новый вираж вокруг головы убитого. С мучительной сладостью и с диким ужасом я обнаружила под тапочками новую краску — кровь. Остановиться. А ещё лучше — сбежать и прямиком в больницу… Но куда там… Моё второе, неподконтрольное «я» уже прижало меня к столу с аквариумным набором. Не сбрасывая тапочки, я взлетела на стол…

— Надеюсь, ты не танцевать собралась? — спокойно спросил Макс и поднял фотоаппарат.

Красный глаз фотоаппарата взбудоражил меня, я вдруг изогнулась и стала извергать из себя дикие рожи, вопли, хрипы, скорченное пальцы, выпученные глаза и до треска высунутые наружу языки. И это было долго, и я не могла остановиться. И только очистив голову, пришла в себя ровно настолько, чтобы сползти вниз и направить дрожащие стопы, колени и тазобедренный сустав в сторону выхода.

— Сверху! — сказало что-то моим голосом. Что именно «сверху» — не объяснило. Макс ещё суетился, позвякивая приборами на полу. Я вышла в тамбур.

— Ну, наконец-то! — громко зашептали из-за угла. — Я уже волнуюсь!

А я чуть не погибла от страха и неожиданности. Более того — вынырнувшую из недр подъезда Ингу Васильевну я с трудом опознала и пыталась спастись от неё бегством. Остановило меня естественное желание не оставлять после себя следы. Пока я стаскивала с пяток перепачканные кровью и давленой кукурузой тапочки, Инга Васильевна поспешила напомнить мне и о газете, и о материале, и об убийстве, и о моём суперталанте, и о том, что я — Лора Ленская.

— Всё успели? — спрашивала восточно-редакторская красавица, а я, согнувшись в три погибели, наблюдала её перламутровые ногти на ногах и тихо сатанела. Я снова приходила в себя после очередного безумия, — теперь меня жгло намерение разорвать в клочья этих журналистских самородков! Хватит! Хватит!!! Ещё триста миллионов раз — хватит!!!!!

— Что мы должны были успеть, Инга Васильевна? — вкрадчиво спросила я, приближаясь к ней. Я представляла, как я сейчас убью эту Ингу Васильевну. Я возьму её руками за шею, и буду жать очень сильно, и выражение лица у меня будет зверское. Впрочем, у неё выражение тоже будет некрасивое. И пускай Макс, её любовничек, потом посмотрит на это обезображенное смертью тело и скажет мне что-нибудь вроде: «Как же ты так, мать? Зачем же ты так?»

Я и его убью… Любит. Он меня любит. Зачем нужно было говорить это? Лживая свинья… Подлое, мерзкое существо… Я ему поверила… Я полюбила его, между прочим…

…Инга Васильевна отшатнулась и сказала, напряжённо рассматривая меня:

— Приехала пицца…

Вот это меня, конечно, сильно озадачило. Всё в моей новой жизни было непонятно, а эта пицца — особенно. Они что, заказали себе пиццу?!?

Тут же в редакторскую квартиру ввалился Макс, захлопнул дверь спиной и с победоносным выражением осмотрел присутствующих.

— Его задушили! — сообщил он счастливо. — Его задушили дамскими колготками!

— Великолепно! — Инга Васильевна изогнула красивую шею, как бегунья, ожидающая передачи эстафетной палочки…

— И ещё ему вырвали его грешный язык!

— Потрясающе! — Инга Васильевна уже развернула корпус куда-то в сторону портьер.

— И он пил вместе со своим убийцей «Кагор» из рюмок!

— Восхитительно! — вспорхнула Инга Васильевна и полетела, покачивая бёдрами, куда-то в бархат, в самую глубину.

* * *

Наверное, я уснула. Звонили в дверь, заходили какие-то люди. Много шумели, гремели, громко разговаривали и трясли меня за плечо. Потом я сидела, плотно сжатая с обеих сторон горячими телами Макса и Инги Васильевны, а напротив нас сидели люди в форме и между нами происходил, кажется, диалог. Я наблюдала за развитием событий сквозь туман полусна и слякоть невменяемости.

Потом нас повели.

— Застрелите меня, пожалуйста, — тихо попросила я милиционера, шедшего рядом. Тот вздрогнул и положил руку на пояс.

Пока нас допрашивали, пока Макс стучал кулаками, требуя адвоката, а Инга Васильевна меланхолично объясняла, что связи между её редакторством в скандальной газете и местом жительства рядом с очередным убитым нету, — я сильно рыдала. Ах, как же мы далеко зашли! Ах, как глупо я влюбилась… Вот он — конец света, вот как он выглядит… Ночной опорный пункт, невнятные коридорные крики алкашей, задержанных за вандализм, милиционеры, сосредоточившие свой взгляд на тебе, очередное убийство и любимый человек, изменивший тебе с этой вот очень красивой и спокойной сукой…