Двенадцать

— Поймите же, — Инга Васильевна снова «шеронстоуновски» перебросила ногу за ногу, смутив молодого, нестреляного охранника у двери. — Сегодня главному редактору не обязательно встречаться с автором материалов. Существуют очень интересные технологии, позволяющие избежать непосредственных контактов. Интернет, например… Я получала материалы с подписью «Лора Ленская» по Интернету. По-вашему, я должна была отказаться от сенсации? Извините, у меня другое мнение по этому поводу. Мне нужно содержать газету, штат сотрудников и себя. Каждый из нас просто делает своё дело — вы, например, пытаетесь найти убийцу… Но вы не там ищете, вот что меня печалит…

— Завтра выйдет следующий номер газеты? — товарищ в форме за столом поднял глаза. То ли спросил, то ли приказал.

— Да, наверное, — Инга Васильевна пожала плечами. — Процесс налажен, люди знают, что нужно делать. Вы же не собираетесь выпускать меня, я правильно понимаю?

— И что, будет новая статья про новое убийство?

— Купите завтра «Вечерку» и посмотрите.

Нас отвели в соседний кабинет и попросили «подождать». Нестреляный охранник всё время пытался приоткрыть дверь и посмотреть на Ингу Васильевну.

Макс сел рядом со мной:

— Должен с тобой объясниться. Всё не совсем так, как ты думаешь. Времени не было предупредить…

Инга Васильевна проволокла по столу пепельницу к себе и закурила.

— Может быть, у них здесь «жучки» в каждый стул вмонтированы? — Макс крикнул это в сторону двери, и нестреляный немедленно захлопнулся.

Помолчали.

— Хуже, чем мне сейчас, быть просто не может. Куда ни посмотри, Наташа, всюду — крах, крушение и конец.

Макс внимательно наблюдал за мной, Инга Васильевна тоже — и это было отдельной пыткой, на десерт. Они о чём-то разговаривали. Пытались втянуть в трёп меня — не втягивалась. Потом дверь распахнулась, и вошли Лёва и капитан Ковальчук! За ними топтался нестреляный и ещё какие-то местные парни.

— Мне всё рассказали, — Лёва улыбнулся одними губами, очень бледными и сухими. — Я уговорил капитана Ковальчука отпустить тебя домой. Ты ведь не преступница…

— Правильно, Лев Петрович! — заорал Макс, вскакивая. — И мы не преступники! Преступники, как показывает практика, обычно не попадаются. Или их просто плохо ловят? Рад приветствовать вас!

— Ты ведь не преступница! — в глазах у Лёвы светился нездоровый блеск, а голос был очень тихим. — Ты — просто маленькая дрянь, проститутка…

— Я не проститутка, — прохрипела я.

— Она — не проститутка! — немедленно вклинился Макс. — Она ничего не знала… Это была шалость. Мы с Ингой Васильевной нуждались в эмоциональной поддержке кого-то третьего. Я обманным путём выманил вашу супругу из дому и даже не успел сделать ей ни одного гнусного предложения…

Все слушали Макса очень внимательно, особенно парни, которые нас сегодня арестовали, и Инга Васильевна. Но Лёва не слушал.

— Ты просто…

Он недоговорил, развернулся, задевая плащом мебель, и быстро пошёл по коридору. Мне нечего было делать рядом с Максом. Я пошла за Лёвой.

Глава 18

Странно, что милиция на меня не реагировала. Никто не спрашивал пропуск, не интересовался, не собираюсь ли я бежать за границу… Я шла вслед за широкой Лёвиной спиной, не могла её догнать — да и не пыталась, и все вокруг молчали.

На улице было ещё темно. Осенью поздно встаёт солнце. Лёва вышел из здания Правды и Возмездия и пошёл куда-то, не оглядываясь. Я чувствовала себя брошенной собакой, грязной, омерзительной и смертельно больной. Кажется, надо мной даже гудели мухи… Лёва шёл и шёл… А сзади меня вдруг окликнули. Инга Васильевна — прекрасная, как Венера, и Макс.

— Не пойти ли нам куда-нибудь и не выпить ли по чашечке кофе? — предложил Макс. Не думаю, что Лёва его не слышал, но он не отреагировал. Он шёл всё быстрее и быстрее, и я поняла, что он не знает, куда идёт. Идёт просто так, чтобы избавиться от нас. Так продолжалось достаточно долго. Я побежала, проклиная всё на свете, — нужно было догнать его, попросить прощения и исчезнуть… То есть я должна, наверное, нырнуть в какой-нибудь чёрный переулок и просидеть там до утра, а утром сесть в первый попавшийся поезд и укатить без обратного билета на Северный полюс. Одно удерживало меня от всех разумных шагов и от одного неразумного — например, с крыши вниз головой, — то, что Лёва — отец моего ребёнка. И то, что мне было стыдно за себя и больно за него.

— Подожди! — закричала я, не справляясь с дыханием. — Мне нужно кое-что сказать тебе!

Лёва шёл очень быстро, почти бежал. Вокруг не было ни души, и наш марафон никого не интересовал. Мы были на обочине нормальной жизни с вечерними комедиями, ночным храпом, утренней яичницей. И вот тут, при мысли о яичнице, меня начало тошнить. Я сбросила скорость и прилепилась к стене. Со стороны это выглядело горько и поучительно — молодая, измученная жизнью девица, сгибаясь пополам, тащиться вслед за бегущим от неё красавцем мужчиной и молит, теряя голос: «Подожди!», а внутри неё — его ребёнок…