Двенадцать

О Юлия Марковна! Мне бы ваши проблемы! Я старалась молчать и даже не смотрела в её безоблачные глаза.

— Но я слишком много говорю. Как там Иван Иванович? Как он вас встретил? Как выглядел? Как вы сформулировали ему проблему? Что он сказал? Передавал ли приветы?

— Я всё расскажу, Юлия Марковна. Попозже. (Надо было подготовиться, что ли…) Как ей сообщить о том, что друг детства её сына мёртв и лежит на своём психологическом диванчике и о тайнах человеческого мозга можно говорить теперь наверняка, потому что этот самый мозг предстал перед нами абстрактной сизой массой…

— Он курил? — Юлия Марковна строго свела брови. — Скажите мне, он курил? Его мать просила повлиять на него и на Лёву, они вместе увлекались курением и алкоголем. Классе в восьмом… Это было ужасно. Я столько беседовала с ними, столько плакала… Лёва бросил курить только год назад. А Иван Иванович — месяц…

— А… а вот скажите, Юлия Марковна… (Что у неё спросить? Как увести её в сторону от разговоров о несчастном Иване Ивановиче?) Лёва часто болел?

— Лёва? Да никогда. Так, простуды, грипп… У него очень мощный организм и хорошая наследственность… Я здорова. Его отец был здоров… Он покончил с собой… Но доктора говорили, что это — не психическая проблема… Тот же Иван Иванович знал моего Петра Львовича наизусть и признавался, что у него железные нервы. Там много странного… В тот вечер — после концерта — он был чрезвычайно утомлён и имел очень неприятную беседу с одним из своих музыкантов… Никто не слышал, о чём они там говорили. Слышали, что кричали, ругались… Артисты часто ругаются друг с другом, это не новость… Но Пётр Львович слишком устал в тот день. У него было два утомительных перелёта, 48 часов без сна… Он принял успокаивающее в большом количестве, потом ещё сердечные, потом запил спиртным — он выпивал иногда, но немного… Ему было 53 года… А Лёва мало болел…

— Как он относился к врачам? (Разумеется, смерть Лёвиного отца — не случайность. Как всё заклубилось! Поразительно, что Юлия Марковна этого не чувствует…)

— А мы не ходили к врачам. Он их боялся. У нас был семейный доктор. Вера Павловна тоже иногда помогала, а что?

— Ничего, Юлия Марковна, я просто так… Можно, я полежу?

— Ну конечно, безусловно. Вы устали, а я — с расспросами. Старые люди бестактны, потому что им скучно… Отдыхайте! Позвать вам Чапу?

В Чапе я не нуждалась. У меня была стопка журналов. Смотреть на них, как и на любую вещь, обросшую неприятностями, не хотелось. Но я решила посмотреть.

35 профессий. 350 Ф. И. О. Девять пунктов уже можно вычеркнуть. Убиты, восстановлению не подлежат. По каким правилам, по какой схеме их выбирали? Я даже попыталась ногтем прочертить линию от фамилии к фамилии. Долго всматривалась в образовавшиеся узоры — никакой логики. По этому чертежу можно было вычислить одно — то, что я не умею рисовать.

Следующий час прошёл в хождении из комнаты в комнату. Юлия Марковна ушла выгуливать Чапу, моим перемещениям никто не мешал. Я подолгу стояла в каждом уголке старушкиного жилища, рассматривала интерьеры, пыталась обнаружить хоть какую-нибудь подсказку. Если не в голове, то на стене — так бывает иногда, случайная вещь вдруг провоцирует мыслительный взрыв. Но взрыва не было. Было некоторое сомнение — бороться с собой или нет? Я подошла к зеркалу и минут пятнадцать глупо пялилась в своё бледное отражение. Анфас. Профиль. «Симпатичная бедная девушка…» О, благодетель! Нижайший тебе поклон за доброту твою и чуткость! «Я сделаю её счастливой…» Каким, интересно, образом? Впутав в этот убийственный марафон? Был один-единственный пункт в наших с Лёвой странных отношениях, заставлявший меня шевелиться: наш маленький только-только заваренный человечек, ребёнок, наша почка-личинка, ни в чём не виноватый сын-дочка. Клянусь зеркалу своим отражением — уехала бы, если бы не ребёнок, назад в общагу и баста. И не надо мне неземной любви, не надо счастья посещения любимой работы… Был бы покой, тишь да гладь…

Но. Ребёнку нужен отец. Всем вместе нам нужно будущее. В будущем должен быть какой-то порядок…

Я вернулась к журналам. Листала пёстрые страницы и думала горькую думу: ну почему я не могла зачать и растить этого ребёнка с тем, в кого вдруг неожиданно влюбилась, а? Почему мне достался тот, в ком я разочаровалась? Мало того, что Лёва — психически нестабилен. Он ведь абсолютно нечуткий, не нежный и нечувствительный. Все чувствительны — я, Юлия Марковна, Макс, даже Инга Васильевна, даже убиенный Иван Иванович Яковлев. «Иван Иванович — Рыбы, он всегда готов помочь…» — анонсировала несчастного психолога Юлия Марковна. Лёва — не Рыбы. Ни рыба ни мясо…

И будто молния распечатала вспышкой мой зависший мозг! Рыбы! Рыбы! Я промчалась по страницам журнала с космической скоростью — вот гороскоп, вот он… Но того, что меня интересует, нет. Искать! Должны же в этом доме быть гороскопы!