Двенадцать детей Парижа

Графиня села на кровать рядом с Алис и обхватила ее руками. Она ощущала тепло старого, грузного тела, его печаль, его радость, его силу. Чувства переполняли ее.

– Говорят, жить труднее, чем умирать, и в этом есть своя правда, – сказала пожилая женщина. – Но не тогда, когда жизнь так хороша, а?

Она рассмеялась хриплым смехом колдуньи, и Карла с Эстель присоединились к ней.

В дверях появился Гриманд. Он посмотрел на них, нахмурив лоб, но войти не решился.

– Нужно торопиться, – сказал он.

– Тут не торопятся, – возразила Алис. – Подожди снаружи.

Ее сын, не возражая, отступил в темноту коридора.

– Карла? – позвала вдруг итальянку хозяйка дома.

Графиня повернулась к ней. Их лбы почти соприкасались, и она не видела страха в глазах старой женщины.

Только умиротворение.

– Ты перенесла великий ужас, чтобы попасть в этот дом, – сказала Алис. – Ты принесла с собой красоту. Ты принесла жизнь. Ты принесла любовь. Ты даже поселила доброту в душе моего сына – подвиг, который еще не удавался никому.

Старуха повернула голову и посмотрела на худенькую девочку, баюкавшую ребенка Карлы.

– Никому, кроме Эстель, – уточнила она, а затем снова повернулась к Карле. – Женщина благословляет тебя от всего сердца.

– Алис…

– Могу я называть тебя сестрой?

– Вы моя сестра. Моя мать. Мой ангел, – прошептала итальянка.

– Твой ангел по имени Ампаро с тобой. Она присматривает за тезкой. Но я знаю, что могу сделать. Ты все вытерпишь. Верь мне и не отчаивайся. Матиас тебя найдет. Ты призвала бледного всадника. И он явится.

– Я вас люблю.

Карла поцеловала Алис в губы.

Потом старуха повернулась к Эстель:

– А от тебя старая женщина получит поцелуй?

Девочка колебалась. Наверное, она не привыкла к поцелуям или испугалась нависшего над ней лица, с лиловыми пятнами и складками обвисшей кожи.

– Давай, маленький чертенок! – подбодрила ее хозяйка.

Она вытянула губы, и Эстель поцеловала ее.

– А теперь вам лучше идти с его величеством, – Алис снова обняла Карлу. – Беги к Огню.

Итальянка взяла Ампаро у Эстель. За дверью они обнаружили Гриманда, который стоял у стены, уткнувшись лбом в локоть поднятой руки. За спиной у него был лук Алтана Саваса и колчан со стрелами. Инфант Кокейна слышал их шаги, но не пошевелился.

– Шабаш закончился? – поинтересовался он.

– Что мы должны делать? – спросила Карла.

Гриманд вытащил из-за пояса двуствольный пистолет и взвел один из курков, а потом опустил назад. Он посмотрел на графиню, и в его прекрасных карих глазах она увидела боль и растерянность.

– Вы умеете с ним обращаться? – спросил у нее Младенец.

– Я не стану убивать с ребенком на руках, – покачала головой женщина.

– Я умею, – вызвалась Эстель. – Ты мне показывал.

Гриманд отдал ей пистолет. Девочка взяла его двумя руками и прижала к груди. Ее отец снял с шеи шнурок с ключом для завода пружины, повесил на шею Эстель и спрятал ей под платье.

Входная дверь затряслась от ударов – похоже, ее рубили топором.

– Отведешь Карлу в монастырь Филь-Дье, – сказал Гриманд дочери.

Эстель кивнула.

– Мне нужен поцелуй и от тебя тоже, – окликнула его из комнаты старая мать.

– Алис пойдет с нами? – спросила Эстель.

– Мы встретимся с ней позже, – ответил король Кокейна. – Ждите меня на крыше.

Гриманд пошел к матери, раскрывшей объятия.

Подъем по двум темным лестничным пролетам отнял больше сил, чем думала Карла. Ее суставы утратили гибкость после родов, растянутые мышцы болели. Каждый шаг – неуклюжий, неуверенный – давался женщине с огромным трудом. Эстель шла сзади. Наверху была дверь, через которую пробивались последние отблески заката. Графиня прислонилась к косяку. Голова у нее кружилась. Закрыв глаза, она крепче прижала к себе Ампаро. Живот был одним комком тупой боли. Боль она вытерпит, но все остальное не подвластно ее воле. Она открыла глаза.

Крыша была пологой, а за ее краем виднелся охваченный безумием двор. Карла заметила на крышах силуэты людей, которые отрывали черепицу и бросали ее вниз. Грохнул мушкетный выстрел, и на землю, кувыркаясь, полетел ворох юбок. Потом итальянка увидела Пепина, в страхе прятавшегося в тени башни Гриманда. На нее парень не смотрел.

С близкого расстояния башня выглядела еще более странной и хлипкой, чем снизу. Она больше напоминала построенную ребенком башенку, чем архитектурное сооружение, которым можно было бы гордиться. Три этажа представляли собой три хижины, громоздившиеся одна на другую: так, что каждая следующая была меньше предыдущей. Нижняя хижина стояла почти у самого края крыши, при этом все сооружение просело и накренилось, натянув веревку, один конец которой был обвязан вокруг башни, а другой прикреплен к вбитому в крышу железному кольцу.

Карла шагнула к Эстель:

– Ты знаешь, куда нам идти?

Девочка показала на восток, и у графини все похолодело внутри. Крыша дома Гриманда сменялась соседней, более крутой, а за ней тянулись другие, разного наклона и высоты. Сооружения, появлявшиеся здесь на протяжении нескольких столетий, больше походили на творения природы, чем человеческих рук. Под ногами был мох, влажный и скользкий.

– Ты уже ходила этой дорогой? – спросила Карла.