Она не спросила о матери, которая умерла при ее рождении. Собственная покинутость всегда казалась ей неслучайной, и втайне она испытывала чувство вины. «Ты убила свою мать». Кто-то, обронив эти слова, возложил на нее тяжкое бремя. Она не позволяла себе думать о матери, но помнила, что папа всегда находился с ней, любил ее и не хотел умирать и оставлять ее одну. Когда-нибудь она сама, тайно, найдет его могилу. И не просто придет на нее однажды, а будет приходить каждую неделю. Станет ухаживать за ней, сажать цветы, стричь траву — как те старушки на местном кладбище. А если на его могиле нет надгробья, то она купит камень и закажет надпись на нем: его имя и эпитафию, которую выберет сама. Правда, придется подождать, пока она вырастет, окончит школу, начнет работать и накопит достаточно денег. Но однажды она непременно найдет своего отца. И тогда у нее появится своя могила, она будет навещать ее и ухаживать за ней. Долги любви нужно отдавать.
Через четыре года после того, как она поселилась на Алма-Террас, из Австралии приехал тетин брат. Внешне они с сестрой были похожи: оплывшие фигуры с короткими ногами, маленькие глазки на квадратных пухлых лицах. Но дядя Нед обладал дерзкой уверенностью и веселым добродушием, настолько чуждыми его замкнутой нерешительной сестре, что трудно было поверить в их родство. Две недели в маленьком доме царили его пронзительный иностранный голос и мужская самоуверенность. Были необычные развлечения, обеды в Уэст-Энде, шоу в Эрлс-Корте[1]
. Дядя Нед был очень добр с девочкой, щедро одаривал ее карманными деньгами и однажды утром, направляясь за своим бюллетенем лошадиных скачек, даже прогулялся с ней по кладбищу. Вечером, спускаясь к ужину по лестнице, она услышала обрывки разговора — взрослой беседы, смысл которой в то время был ей непонятен, но фразы запали в память и остались там навсегда.Сначала хриплый рокот дядиного голоса:
— Мы стояли и вместе смотрели на это надгробие. «Обожаемому мужу и отцу, разлученному с нами внезапно 14 марта 1892 года» — что-то в этом роде. Обломки мрамора, треснувшая урна, огромный ангел, рукой указывающий вверх, — ну, вы видели такие. А потом девочка повернулась ко мне. «Папа тоже умер неожиданно», — сказала она. Вот и выкручивайся тут. Что, Господи помилуй, заставило ее это произнести? Меня это напугало, должен вам признаться. Я не знал, куда деть глаза и как убраться с этого чертова кладбища. Хоть на Сент-Килду[2]
— оттуда вид получше, это уж точно.Подобравшись поближе, она напрягла слух, надеясь услышать, что пробормотала в ответ тетя. Тщетно. А потом снова донесся дядин голос:
— Эта старая сука никогда так и не простила ему, что Хелен забеременела от него. Никто не был достаточно хорош для ее единственной драгоценной доченьки. А когда Хелен умерла родами, она его и в этом обвинила. Бедный парень. Сидни навлек на себя несчастья в тот самый момент, когда положил глаз на эту девушку.
Снова неразборчивые голоса, звук тетиных шагов от стола к плите, скрип стула. Затем голос дяди Неда:
— Забавная девчушка, правда? Старомодная. Можно сказать, болезненно впечатлительная. Будто вся ее жизнь и жизнь проклятого кота — там, на этом кладбище костей. И внешне — вылитый отец. Точно вам говорю: я даже испугался. Смотрит на меня его глазами и выдает: «Мой папа тоже умер неожиданно». Да-а-а, доложу я вам. Хорошо еще, что имя такое обычное, — труднее найти. Сколько уже лет прошло? Четыре года? А кажется, что больше.
Только одно насторожило ее в этом разговоре. Дядя Нед уговаривал их переехать к нему в Австралию. Значит, ее могли увезти с Алма-Террас, тогда она больше никогда не увидит свое кладбище и, вероятно, придется ждать много лет, прежде чем она накопит достаточно денег, чтобы вернуться в Англию и отыскать могилу отца. Как она сможет регулярно посещать ее, живя на другом конце света? После отъезда дяди Неда прошло много месяцев, но однажды она увидела, как сквозь почтовую щель просунулся и упал на пол конверт с австралийской маркой. Ледяной страх сковал ей сердце.