Двенадцать королей Шарахая

– Тарик, прости! – крикнула она сквозь смех. Тарик бросился вперед, яростно пытаясь отомстить, но ни один его удар не попал в цель. – Чего ты всегда такой медленный!

Люди уворачивались от них.

– Святая ночь на дворе! – прикрикнула какая-то старушка, но Тарику было все равно. Оскалившись, он кинулся на Чеду, пытаясь повалить ее на землю, чтобы заработать преимущество, но она не позволила: ухватила его обеими руками за рубашку и швырнула через себя.

Их начали замечать: старушка все продолжала ругаться, но многие, смеясь, свешивались с парапета поглядеть на раззадоренных подростков. Это разозлило Тарика еще больше, Чеда уже приготовилась к его следующей, серьезной атаке, но Эмре вклинился между ними.

– Да ради всех богов! – Он понизил голос. – Я тут принес кое-что! Ждал, пока мы все соберемся.

Он поманил их под мост. Тарик зло поглядывал на Чеду, но стоило Эмре открыть сумку, как злость сменилась хитрой ухмылкой. Тем более что на них никто больше не обращал внимания: гулякам интереснее было распивать вино из полированных бычьих рогов.

– Друзья мои! – провозгласил Эмре, когда они шагнули под мост. – В этом году и нам перепадет праздничного веселья! Ваш покорный слуга об этом позаботился. – Он выудил из сумки красивую фляжку с серебряной чеканкой. – Арак! Подслащенный, друзья! Ради вас Эмре никогда не скупится!

– Ага, «не скупится», – фыркнул Тарик. – Будто у тебя есть деньги на арак.

Он выхватил у Эмре фляжку, вытащил пробку красного стекла и, сделав большой глоток, вернул.

Пока он кашлял и причмокивал, Эмре передал фляжку Чеде. Хамид снова рассмеялся, взволнованно дожидаясь своей очереди.

Чеда тщательно вытерла горлышко – за что получила тычок от Тарика – и сделала глоток сладкого, отдающего лимоном арака. Он обжег горло, и, кашляя не меньше Тарика, она передала фляжку Хамиду. Он сделал маленький глоточек, потом еще один и еще, вернул фляжку Эмре, гордый собой, как Король.

На мосту девушки запели веселую песню, и они почувствовали наконец, что праздник начался. Они пили и танцевали, сначала друг с другом, потом с другими мальчишками и девчонками: Тарик, как обычно, выбирал темнокожих кундунских девушек.

Чеда часто думала, что он втайне хочет уехать из Шарахая, отправиться посмотреть Кундун, но Тарик редко говорил об этом, будто стеснялся.

Хамид большую часть времени стоял у стены, но вот его заметила какая-то каимирская девчушка и закружила в танце. Он смеялся, шутил с ней и отплясывал – куда девалась вся застенчивость! Но как только мелодия кончилась, снова вернулся на свое место – даже в свете свечей видно было, как алеют его щеки.

Чеда танцевала с Эмре: они кружились, держась за руки и выделывая сложные па. То поднимали скрещенные руки, поворачиваясь вокруг своей оси, спина к спине, то расплетали руки и начинали танец снова.

Как же весело! Как же здорово освободиться от Дардзады! Может, им приходилось иногда воровать еду и бегать от Серебряных копий, но такая жизнь была Чеде по душе.

Когда танец закончился, Эмре снова пустил фляжку по кругу. Они были такие пьяные, что смеялись из-за любой ерунды: старичок, хлопающий в такт тимпанам, две козы с колокольчиками, скачущие вокруг женщины с тремя детьми, пьяный шарахани, распугавший прохожих, свалившись с моста в песок.

На берегу компания маласанских наемников прогуливалась, переговариваясь на своем жужжащем языке. Они разодеты были в яркие туники и кожаные шапочки, на широких поясах висели фальшионы с начищенными до блеска рукоятями.

– Бродячий мусор, – прошипел Тарик, кивнув на них. – Думают, могут что угодно вытворять в Шарахае, а потом уйти с караваном – и все, как ничего не было!

Тут Чеда была с ним согласна. Она наблюдала, как наемники усаживаются на парапете, согнав пожилую пару, как пьют и выкрикивают что-то проходящим мимо женщинам.

– Их надо на кораблях запирать, пока в порту стоят, – сказала она.

– По стреле им в сердце и все.

Чеда, Эмре и Тарик обернулись к Хамиду. Тот ответил серьезным, суровым взглядом.

– Ну хотя бы кошельки им облегчить надо, – заметил Тарик.

– Надо, – согласился Эмре, внимательно рассматривая маласанцев, выбирая цель. Затем глянул на Чеду, будто прося разрешения. Он был пьян, и весь страх из него выветрился.

– Надо, – подтвердила Чеда, показывая на самого здоровенного, лысого, со шрамом на затылке, будто кто-то пытался расколоть ему череп.

– Этот? – спросил Эмре, сглотнув.

– Ага, – с вызовом ответила Чеда.

Все согласно кивнули. Эмре решительно бросил сумку на землю. По наскоро сляпанному плану он остался внизу, в канале, а Тарик, Чеда и Хамид, отойдя немного, выбрались на набережную и направились в сторону наемников, нарочито шатаясь, пока не оказались между маласанцами и прачечной.

Тарик вдруг с силой дернул Чеду за волосы. Та резко обернулась к нему.

– Я же сказала, не трожь!

– Хо-хо! – рассмеялся наемник, хлопнув по плечу лысого. Тот мельком глянул на них и вернулся к сидящей рядом шарахайской девушке, задравшей платье выше колен.

– Да я шучу просто! – ухмыльнулся Тарик.