Двенадцать минут любви

Внезапно краем глазом я заметила юношу, который стоял на улице и смотрел на меня через стеклянное окно кафе. Я его тотчас узнала, хотя много лет не видела.

Мы с Терри дружили со времен учебы в маленьком университетском городке на Южном острове; последние восемь лет он писал из разных неспокойных мест, где переживал одно экстремальное приключение за другим: перебивался на улицах Дамаска, убегал от банды наркоторговцев в Колумбии, находился под прицелом тайной полиции Сирии, подозревающей, что он агент Израиля… и ничто из его злоключений меня не удивляло, просто он всегда был выдумщиком и авантюристом. Последняя новость, пришедшая от него, — про вербовку в ряды британской армии.

И вот он появился в кафе, будто взошло солнце. Кудри сменил военный ежик. Лицо уставшее и очень взрослое, хотя ему еще и двадцати шести не было.

Но глаза те же: зеленые, счастливые и любопытные. За плечами армейский рюкзак и гитара, которую он, с присущей ему неуклюжестью, брякнул на стол. На фоне вальса «Романс по соседству» раздался ее громкий звон.

— Здорово, дружище Капка. Ты подстриглась.

Я пожала плечами, чувствуя глуповатую радость оттого, что вижу его: «Ну прошло… сколько, восемь лет? Мне нужно было постричься».

Его лицо расплылось в улыбке, а я поймала себя на том, что и мой рот широко растянулся. Терри выглядел странно со свои рюкзаком и стриженой головой среди всей этой dolce vita.

— А ты что здесь делаешь?

— Мой дедушка умер. Я в увольнительной, приехал на похороны.

— Мне очень жаль. Но что ты делаешь именно в этом месте?

— Не знаю. Дай, думаю, пошатаюсь, отдохну, посмотрю на новую гавань Виадук. А еще увидел фото, на котором ты где-то танцуешь, и решил попробовать отыскать.

Несмотря на характерные для киви манеры поведения и лексикон, за годы службы он приобрел не вяжущийся с ним английский акцент.

— Так откуда ты узнал, что я тут?

— Я не знал. Просто дай, думаю, зайду. А тут ты.

Он сжал меня в искренних объятиях, настолько долгих, насколько я могла выдержать без того, чтобы не начать вальсировать. Потом подсел за наш длинный стол к остальным тангерос, с которыми сразу же и познакомился.

— Привет, Джим. А как бы мне подхватить это ваше танго?

— Танго не болезнь, чтобы его подхватывать, — ответил Джеймс, и все засмеялись. Так он пытался защитить меня от незнакомого наглеца. Но к концу вечера все были очарованы Терри. Особенно я.

Спустя неделю он уехал в Британию, и началась десятимесячная романтическая переписка, в которой строились планы на будущее и обсуждалась тема совместной жизни. Очевидно, судьба всегда хотела видеть нас вместе, еще с тех юных лет, когда я страдала от анорексии, а он — от прыщей.

В конце концов мы решили, что я перееду в Британию, пока не закончится срок его службы. И вот под взволнованными взглядами родителей и всезнающим оком Пьяццоллы, изображение которого по-прежнему висело на моей стене, я собрала несколько коробок с танцевальными туфлями, дисками и книгами. У меня была виза, билет в один конец и любовь всей жизни. Что еще нужно романтику? Да ничего. Nada más.

Снова настало время прощаться с друзьями в Окленде.

— Капка, если с твоим коммандос ничего не выйдет, знай, у тебя всегда тут есть танго, — Джеймс фыркнул, но смешок вышел грустным.

— Жду твоих армейских донесений, — сказал Джефф.

— Да здравствует Королева! — подмигнул мне Мурат, красавец-турок, новый владелец Limon.

— Вперед, тангера, — Ануш помахала кроваво-красными ногтями.

Нас с Терри не связывало ничего, кроме мечты, но мечты очень значимой.

К моменту встречи в аэропорту Хитроу мы не виделись десять месяцев. Меня шокировал вид заросшего парня в шортах хаки и «римских» сандалиях. «Боже правый, что я наделала», — мелькнула на секунду шальная мысль. Но пути назад не было. У меня была двухгодичная виза, а прошлая жизнь, упакованная в коробки, осталась в подвале родительского дома. А главное, я любила этого мужчину, который стоял посреди гудящей толпы и приветствовал меня, тихонько наигрывая на гитаре первые аккорды моей любимой «Малены».

«Малена поет танго, как никто другой…»

Я пыталась улыбаться сквозь слезы. Мы оба смеялись и плакали, чувствуя облегчение после долгих поисков чего-то и кого-то по свету. Никакой больше бандонеоновой тоски по Малене.

Терри предупреждал, что обитает в армейской казарме в глухомани. Там, в его комнатке военного компаунда, я разложила под подоконником танцевальные туфли, диски, книги. Терри тем временем полировал свои парадные башмаки, которые — во имя Ее Королевского Величества — всегда должны сиять. Цвели деревья, и в вечерней неге мы мечтали о будущем. А что же в настоящем?

В тот момент мы были самой счастливой парой в мире. Мы залезали на крышу офицерского клуба, построенного в английском стиле и выходящего на парадную площадь. Пели цикады, и луна на темно-синем небе казалась нарисованной, как старомодный кадр из фильма «День, когда ты меня полюбишь», где Карлос Гардель поет своей невесте, и лица их сияют от макияжа, а волосы, уложенные по моде 1920-х годов, — от бриллиантина.

Терри ставил «Мечтать и ничего больше».