— Постой, отдохнем немножко. Сил нет как ломит. Какой же ты трус?
— Нет, я струсил! Знаю это. Я хотел, чтобы ничего не видеть и не чувствовать.
— Брось, — сказал Володя. — Если бы все были такие трусы, как ты!..
…Каровцы не расходились. Всю ночь сидели они в холодной землянке, прислушиваясь. Время от времени кто-нибудь из них выходил в степь посмотреть, не идут ли ребята.
Первыми в пещеру пришли Вася и Толя Прокопенко. Они рассказали остальным о том, что произошло на дороге. О судьбе Володи и Бориса они не знали ничего. Только к утру в пещеру, тяжело опираясь на Бориса, приковылял Володя Моруженко. Девочки кинулись его разувать.
«КАРОВ СРАЖАЕТСЯ. А МЫ?..»
Был февраль, и солнце уже припекало. С крыш капало и позванивало. Шла весна. Ребятам казалось, что фашисты стали мрачнее, а жизнь веселей. И вот однажды Вася, вернувшись от партизан, срочно собрал ребят в пещере.
— Мы выиграли битву на Волге, — сказал он. — Армия генерала Паулюса в плену.
Ребятам захотелось сейчас же бежать в село, поделиться радостью. Но они-то все еще были «под фашистом»! И каждое слово могло стоить им жизни. Зато у них были чернила и бумага.
В то утро даже постороннему человеку, зашедшему в село, стало бы ясно, что здесь что-то происходит. Хлопали двери, слышались голоса. Все было приглушено, но подспудно, в глубине все кипело и бурлило.
Ребята видели, как немецкий солдат поднял их листовку, посмотрел и тут же бросил на землю. Никуда не понес и ничего не сказал. Словно понял, что в ней было написано.
Ребята знали, как знали и все на селе, что гитлеровцы по-прежнему кричат о победах, однако уже сам вид немецких офицеров и особенно солдат, сразу будто слинявших, говорил, что дела фашистов плохи.
И вот случилось нечто столь дикое, что даже жители Покровского, люди, привыкшие к беззакониям и жестокостям врагов, и те были поражены.
Дверь дома Тимашуков, где стояли офицеры, распахнулась — да так, что стукнула о стену, — и на улицу выбежал обер-лейтенант Мюллер. Красный, с револьвером в руках, он шагал по улице, кричал что-то на своем каркающем языке и палил по окнам.
Женщины метались, затаскивая в дом ребят, захлопывали ставни, запирали двери. Старая бабка Панченко, глухая и полуслепая, осталась сидеть у окна. В хате никого больше не было. Предупредить ее не успели, она так и осталась сидеть с простреленной головой.
А Мюллер все шел и шел по пустынной улице и все стрелял по окнам.
…На следующий день в селе снова были похороны.
С наступлением весны Вася стал чаще бывать у партизан. Возвращался оттуда повеселевшим и необычайно разговорчивым. Ребята дивились его памяти: он умудрялся запоминать чуть ли не слово в слово длинные сводки Совинформбюро. И передавал их, невольно копируя голос диктора.
Особенно ребята любили слушать о боевых действиях партизанских отрядов, о чем теперь говорилось почти в каждой сводке. Да, вот это были дела! Прежде они и не подозревали, какая это силища — партизаны. А оказывается, они нападают на целые вражеские гарнизоны, уничтожают танки, даже — подумать только! — залповым огнем из винтовок сбивают самолеты. Словом, воюют люди все равно как на фронте.
После одного Васиного рассказа о партизанских делах — это уже было летом — ребята разворчались на себя.
— А мы-то! — сердился Борис, размахивая своими длинными руками. — Какие уж мы партизаны! За все время хотя бы плюгавый фашистский драндулетишко в кювет спустили!
— Ни одного фашиста не укокошили, — вторили ему другие ребята.
— А вы откуда знаете? — вдруг с загадочной улыбкой спросила Варя.
Цыган часто-часто захлопал черными ресницами.
— Так, может, ты… это самое?
— Еще чего! — ответил за Варю Борис. — Что, вы не знаете? Она фашистов жалеет.
Варя добродушно отмахнулась от него.
— Да уж хватит тебе. Заладил!
— Ничего! — кричала Лена. — Мы с Анатолием Каровым еще покажем этим фрицам!
— Да, ребята, кто еще придумал про Карова? Вася, ты?
— Мы остановились на том, — вставила Лена, — как нужно было спасать партизан.
— Верно, — сказал Вася и начал читать:
«В тот вечер Каров собрал свой небольшой отряд в землянке. Он сказал:
— Завтра на рассвете гитлеровцы должны расстрелять наших…»
— Это он тогда узнал, когда переодевался немецким офицером? — спросила Лена.
— Да, — ответил Вася. — «Глубокая тишина наступила в землянке, — продолжал он.
— Где? — наконец спросил Сергей.
— Наверно, во дворе тюрьмы, — ответил Каров. — Нынче они боятся вывозить осужденных из города.
— Что же теперь делать? — спросил Николай Степанович. — Тюрьма ведь за толстой кирпичной стеной, а вокруг часовые с собаками.
— А на углах пулеметы, — прибавил Сергей убитым голосом.
— Есть выход, — сказал Каров твердо. — И мы спасем наших дорогих товарищей любой ценой!
Наступил рассвет. Было сыро и холодно, дул ветер. Но Анатолий Каров и его смелые бойцы не боялись непогоды. Через окно чердака Каров увидел, что враги вывели во двор пленных партизан. Они стояли, гордо подняв головы. Их не пугала смерть. Холодный ветер развевал их непокорные волосы.
Десять солдат с ружьями и лейтенант уже шли через двор к пленным.