Двенадцать отважных

Автоматная очередь, прогремевшая за углом, оглушила его. Уже ни о чем не думая, он вскинул автомат, который минуту назад так удобно устроил в развилке, и нажал на курок. Автомат молчал. В окне уже заметались тени. «Бежать!» — было первой Бориной мыслью, но он изо всех сил нажимал на курок. Теперь всюду хлопали выстрелы… «Ах, да, предохранитель!» — сообразил Борис. Автомат уже прыгал у него в руках и сильно бил в плечо. Маленькое окошко перед ним плясало. Сейчас он думал только об одном: надо попасть в окно. А пули его тем временем решетили стену. Окно погасло.

И вдруг автомат замолчал, патроны кончились. Оставалось бежать.

Володя Лагер видел, как под автоматной очередью упал у крыльца часовой. Он вскочил, подбежал к окну (он тоже хотел стрелять в Мюллера), но свет погас. Володя выстрелил в темное окно и кинулся бежать. Вслед ему стреляли, слышался топот погони. Мальчик бежал по мягким грядкам, чувствуя, что погибает. Только перемахнув через плетень и забежав в дальний переулок, он прислонился к чьему-то забору и перевел дух. Лишь сейчас он понял, что в руках у него нет пистолета.

…Надя, Варя и Нина долго сидели в темном саду, напряженно вслушиваясь и с минуты на минуту ожидая выстрела. И все-таки выстрелы грянули неожиданно и страшно. Село взорвалось криками, собачьим лаем, топотом.

На улицу выходить было нельзя. Прижавшись друг к другу, девочки молча сидели в саду. Они думали о мальчишках, которые мечутся сейчас там, среди этого ада, и которым они ничем не могут помочь.

Первым в пещеру прибежал Володя Моруженко, за ним ворвался Толя Погребняк.

— Наших нет? — спросил он.

Девочки кинулись к ним.

— Ну как? Что?

Мальчики ничего толком не могли рассказать. Толя Погребняк видел только, как рухнул часовой, как раскрылась дверь и из нее выбежал какой-то немец. Потом мимо пробежал Борис с автоматом и крикнул; «Бегите!» Они побежали: Толя Погребняк в одну сторону, Толя Цыганенко в другую…

Послышались шаги. В пещеру ввалился Борис. Тяжело дыша, он прислонился к сырой земляной стене.

— Жив?

Борис не отвечал. Он стоял, закрыв глаза и не выпуская из рук автомата.

…Последним в пещеру вернулся Вася. Отбежав тогда от окна, он старался понять, что происходит с его товарищами. Он видел, как бежал Борис, как отбегали другие. Над головой его просвистели, срезая листву, пули. Тогда побежал и он.

Не помня себя от тоски и тревоги, шел он степью к пещере. Кого недосчитаются они сегодня? Однако все товарищи его были живы. Исцарапаны, в синяках, измучены, но живы…

Всю ночь ребята не расходились и не спали. Они не могли успокоиться. То один, то другой начинал вновь и вновь вспоминать подробности ночного налета.

— Я думал, все пропало, — говорил Вася, — и вдруг вижу, что один часовой — прямо на крыльцо и в дверь, наверно, решил погреться. Вечер-то сырой. «Ну, — думаю, — если не теперь, то…» Нажал на спуск — и началось! Смотрю, дверь отворилась, оттуда выбежал солдат — и ну палить во двор, за ним другие. Я выстрелил, уж не помню в кого…

— А я так бил прямо по двери, — заявил Толя Цыганенко.

— Ой, мальчики! Как мы услышали выстрелы, ну, думаем, никто из вас не уйдет живым.

— Вот страху-то было!

— А что же Мюллер?

— Да, а что же Мюллер?

Однако никто из них не мог сказать, попала ли в Мюллера хоть одна пуля.

— А все-таки здорово мы их! — говорил Толя Цыганенко.

— Нет, подумайте только! — повторяла Лена. — Наконец-то мы напали на гадов!

Однако, по мере того как шло время, возбуждение их проходило, а тревога возрастала. Что-то теперь будет? Как и чем ответят немцы на их ночной налет? Они могут все: поджечь село, расстрелять и перевешать его жителей. Все что угодно!

Дорого может обойтись односельчанам это их выступление.

— Как ты думаешь, Вася, — спросила Лена, — что они сделают?

Вася покачал головой.

— Не знаю…

Наступило утро, такое же мглистое, как и ночь. Ребята не возвращались в село. Им было страшно.

Страшно было и в Покровском. Предгрозовая тишина давила село. Все слышали ночные выстрелы, крики и шум, а днем из хаты в хату поползли слухи: ночью на дом Мюллера напали партизаны, обстреляли дом, убили двух фашистов и одного тяжело ранили.

В этот день ни в одной хате не открыли ставни, никто не выходил на улицу. Ждали карателей.

Поутру Мюллер вышел из дому и чуть ли не бегом кинулся в комендатуру. Гитлеровцы что-то готовили, в этом не могло быть сомнений. В комендатуре все время трезвонил телефон, потом по улице пронесся мотоциклист и исчез за околицей. Немного спустя солдаты и офицеры стали собираться на улице.

Что это будет? Обыски, аресты? Казни?

В это самое время ребята пробирались к Покровскому. Они не могли больше ждать, не могли сидеть в безопасности в пещере. Ведь в этот самый час здесь, быть может, погибают их родные и товарищи. Ребята шли осторожно, держась далеко друг от друга. Они боялись увидеть пламя пожара, услышать грохот автоматов. Но все было тихо.

Вася осторожно постучался в свою хату. Ему открыла Домна Федоровна.

— Господи! — воскликнула она. — Наконец-то! — Охватила руками голову сына и заплакала.