Двенадцать раундов войны

Чтобы выжить, пришлось снова пойти в чужой отряд простым солдатом. Но в этот раз ему, можно сказать, повезло. Трудно было не заметить такого высокого человека. Его заметил сам Иорданец, хотя в свое окружение вводить не захотел. Хаттаб вообще окружал себя только людьми, среди которых он сам, с ростом чуть ниже среднего, казался высоким. Тем не менее отнесся с уважением к былым спортивным заслугам Уматгиреева, три дня все-таки продержал рядом с собой, присматриваясь, не сутулится ли такой высокий человек. Хаттаб терпеть не мог сутулых людей и говорил, что сутулость — это участь евреев, потому что их всегда к земным утехам и земным делам тянет и не хотят они думать о жизни на небесах. И это при том, что ходили слухи, пущенные тогда главным муфтием Чечни Ахматом Кадыровым, что Хаттаб — йеменский еврей. Будущий президент Чечни не любил Хаттаба даже тогда, когда вынужден был с ним сотрудничать. Но другие люди говорили, что Хаттаб происходит от чеченских переселенцев в Иорданию. Третьи утверждали, что он гражданин Саудовской Аравии. Сам Хаттаб не любил разговоров о своем происхождении. Его устраивало, что все звали его Иорданцем. Через три дня Хаттаб позвал молодого бывшего боксера к себе, прочитал ему письмо, которое написал своему малолетнему сыну Салеху, попросил отнести это письмо и передать с рук в руки его жене. Джабраил Уматгиреев знал, что жена Хаттаба даргинка Фатима Бидагова живет у своего отца, мухтара[10] даргинского села Карамахи. А это не территория Чечни. Это территория России. Но Джабраил не высказал сомнения. Если Хаттаб прочитал ему письмо сыну, значит, он адресовал это письмо и ему, человеку, которому доверился. И слова из этого письма навсегда запомнились Джабраилу, тогда еще молодому человеку, не определившемуся в жизни: «Поверь мне, дихрам[11] занимают поклоняющиеся. Поклоняющиеся Западу, этому миру, с работой и зарплатой. Но все, что у Аллаха, — лучше. Это ложное поклонение привело к тому, что поколения за поколениями прошли мертвую жизнь рутины, которая сродни жизни животного. Они поднимаются утром к завтраку, затем идут на работу, затем на обед, потом домой, потом ложатся спать… И жизнь не имеет никакой цели. Поверь мне, о Салех, смыслом их жизни стало получение богатства и процветания, попытка застраховаться от неприятностей. Но неприятности никогда не кончатся. Неприятность с работой, с женой, с размещением, и всякий раз, когда одна неприятность решена, появляется другая. Они устраняют одну неприятность за другой, и жизнь заканчивается, а неприятности остаются». Это письмо было похоже на завещание. Хаттаб словно знал, что жить ему остается всего несколько лет. Но потом знающие люди подсказали Джабраилу, что таких писем Хаттаб написал много. Начал писать их сразу, как только родился сын, с тем чтобы тот прочитал их, когда станет юношей, и учился жить по заветам отца. Письма отсылал с верными людьми, которых хотел проверить. И лишь изредка читал письма другим. Тем, кому особо хотел бы доверять.

Идти в Карамахи предстояло мимо пограничников, мимо российских войск. Да и в самом селе за домом старейшины наверняка установлена негласная слежка. Но Джабраил взял автомат и пошел. Он спрятал оружие перед входом в село, нашел дом, передал письмо Фатиме и посмотрел на сына Хаттаба, трехмесячного Салеха. Фатима передала Хаттабу фотографию Салеха. А на обратном пути, уже на окраине Карамахи, его пытались задержать. Безоружного — пятеро вооруженных людей. Заставили поднять руки, стали обыскивать, вытащили фотографию ребенка, слегка помяли ее. Но они подошли слишком близко. И узнали, как может бить боксер-тяжеловес, даже если на ринге он никогда не отличался мощным ударом. Но здесь и рука без перчатки, и соперники явно не тяжеловесы. Каждому хватило по одному быстрому прямому удару. Бил он старательно, чтобы они не скоро пришли в себя. Он забрал свой автомат и отправился в Чечню, на доклад к Хаттабу. Отдал ему фотографию. Иорданец желал знать все: как приняла его посыльного Фатима, как выглядит его сын. Посмотрел на фотографию. Джабраил вынужден был извиниться, что позволил чужим людям помять фотографию. И рассказал, что произошло на окраине Карамахи.

Сам Джабраил считал, что совершил подвиг. Но Хаттаб ничего не сказал, никак этот подвиг не отметил. Просто поблагодарил за исполнение поручения. И даже при себе надолго не оставил. Дал отдохнуть три дня. А потом отправил его со своей значимой рекомендацией в организованный им же военно-религиозный учебный центр «Кавказ» на окраине селения Сержень-Юрт. Учебный центр располагался на территории бывшего пионерского лагеря, в котором Джабраил бывал еще ребенком. Курсантов здесь обучали премудростям ислама и военного дела. Но благодаря такой высокой рекомендации Уматгиреев по окончании курса никуда не был отослан, а остался там же обучать молодых курсантов. Покладистый по характеру и заботливый преподаватель был любим своими курсантами, и потом именно они составили весь его джамаат. По крайней мере, основную его часть…

* * *