Двенадцать раз про любовь

Я сижу рядом с ним в такси. Сначала он отвел меня к ближайшей станции метро и смотрел, как до меня постепенно доходит, что поездов больше нет. Улыбнулся мне и вызвал такси. Спросил: «Назад к началу?» Я кивнула и села в такси, он сел с другой стороны, и вот мы уже сидим рядом. Водитель выключает радио, мы молчим.

У стойки сидит Регина, я ее сразу узнала. Я слегка пихаю ее в спину, она оборачивается в другую сторону и видит сначала его. «Привет, Иоганн», – говорит она. «Привет, Регина», – отвечает он. Регина рада меня видеть, но, кажется, ничуть не удивлена, застав меня с ним. «Иоганн, – говорю я, – значит, тебя зовут Иоганн». Его взгляд снова здесь. Его невероятные, пронзающие насквозь, слишком светлые, голубые глаза хаски. «Ты только посмотри на это, – говорит он Регине и показывает на свою бороду, не отводя от меня взгляда, – с ума сойти, правда?» Он уходит в туалет. Регина улыбается мне: «Рада тебя видеть».

Я улыбаюсь в ответ.

– Давно в городе?

– Со вчерашнего дня.

– Я уже чуток выпила, – говорит она. – Я сегодня закончила пьесу.

– Здорово, поздравляю, – говорю я. – Кто ставит?

О чем мы говорили дальше, я вспомнить не могу, несмотря на все усилия. Помню только, как он вернулся из туалета, тот, кто вдруг обрел имя. Он свежевыбрит. «Слишком темно в этом чулане, – сообщает он и похлопывает себя по щекам, – пойдет? Это как оккупационные войска». Я не понимаю, что он имеет в виду. Смотрю на Регину. Она разговаривает с барменом.

– Зачем ты рассказал мне эту историю? – спрашиваю я того, кого теперь зовут Иоганн.

Он смотрит на меня удивленно.

– На том кладбище что – Юлий лежит?

– Юлий – это персонаж. У Юлия не может быть могилы.

Я смотрю на него и размышляю, сколько нужно времени, чтобы посчитать его щетинки и возможно ли это вообще.

– Там лежит его создатель, де ла Мотт Фуке. По крайней мере, мне так сказали. Ау?

– Да, – отзываюсь я.

– Мы идем?

– Да.

Проститься с Региной я забыла. Как только выходим из бара, разговор умолкает. Не говоря ни слова, мы пересекаем улицу, движемся вдоль поднимающейся вверх аллеи с редкими деревьями и срединными клумбами, натыкаемся на маленький треугольный парк. На одном из углов – покрытый зеленым лаком павильон в стиле модерн, металлический и круглый, нет, восьмиугольный – как оказалось вблизи. Мы обходим его и останавливаемся у входа, скрытого от чужих глаз. Он стучит по защитному щиту и проскальзывает сбоку от него внутрь, я за ним. Помещение освещается – помимо слабой потолочной лампы – светом уличного фонаря, проникающим сюда сквозь застекленные отверстия в потолке. У меня перехватывает дыхание. Запах мочи невыносимо едкий, даже если дышать через рот, я хватаю ртом воздух и нетвердым шагом двигаюсь навстречу ему – тому, кого уже час как зовут Иоганн, и он тоже идет навстречу мне. Мы встречаемся посередине, раскрываем рты и набрасываемся друг на друга.

В этом туалете семь стен, семь мужчин могут облегчиться одновременно, стоя в круг, плечом к плечу. На каждой стене – по два водяных сопла, они омывают стену после использования, по сигналу сенсорных датчиков. Сенсоры, как выясняется, инфракрасные, они включаются каждый раз, если приблизиться к ним и потом отступить. Мы движемся много – поэтому как минимум один слив работает, причем даже тогда, когда мы прислоняемся к стене.

Я уверена, что никто не войдет, пока мы здесь. А если войдет – то станет свидетелем борьбы. Пусть пес голодный воет. У меня совсем нет опыта в таких делах, не знаю, как у него, у того, кого час как зовут Иоганн. Если даже и нет, то по нему незаметно. Его чужие руки рвут на мне блузку, задирают мне юбку. Нас словно заклинило друг в друга, и мы тянем, тащим, гоним друг друга от стены к стене. Любовь бродяжить любит. Мы вцепились друг в друга и не отпускали, пока не промокли насквозь, пока в предрассветных сумерках не начали кричать птицы, все вместе, в дикой разноголосице, безобразно, грубо. Свет сумерек проникает внутрь сквозь отверстие в потолке. Голубка, спи, мой свет.  Я просто не могу избавиться от этой мелодии, этой песни.

Она прогнала морзянку. Боль понемногу отпускает. В дверях стоит муж с чашкой чая. Я засыпаю.

5. ТОМАС. Что он видит. Гамбург, начало марта 2013 г

Планировала я иначе. Здесь, сейчас я собиралась написать: «А потом был Филипп». Теперь ведь на очереди мой муж, которому, кстати, очень подходит его имя. После Якоба должен идти Филипп. Но хронологический порядок появления мужчин, этот чудесный ряд посланников, нарушен – проблема.

Жизнь подыгрывать не желает. Она проникла в мою книгу и вмешивается в сюжет. Сама виновата – нечего думать, что жизнь можно обуздать письмом, упорядочить, выставить напоказ, сама виновата – нечего думать, что любовь можно схватить, исследовать – и главное – понять!

– Ах, Петр. С тех пор как ты снова появился, все вышло из-под контроля. Вообще-то сейчас должен быть Филипп. А теперь у меня винегрет.

– Винегрет? – Петр опять повторяет за мной каждый вопрос.

– Ну, скажем, проблема.